Чуть свет, с собакою вдвоем

Но не в интересном музее, не в таком, как музей Королевского государственного спасательского института на променаде, где от сказаний о героизме и катастрофах у Джексона к горлу подкатил неприятный комок. «Мы должны выйти, но не должны возвращаться» — лозунг американской береговой охраны, клич всех спасателей. Жертвенность, как и стоицизм, — немодное слово. Джексон запихал двадцатку в ящик у двери, миниатюрную спасательскую шлюпку.

Он двигался дальше, мимо лавок, где торговали ракушками, лавок с вампирской параферналией (никуда не деться от вампиров), с гагатом, с ароматическими свечами — он давился от одного запаха, — с бесконечными дешевыми и устрашающими сувенирами. Пересек подвесной мост, вошел в Старый город, посетил Мемориальный музей капитана Кука — отдал дань лично великому мореходу.

Потом купил сливочной помадки в «Сливочной помадке Джастина» и заприметил дом на Генриетта-стрит, продается, однако вся улица просела, а коптильня в конце улицы излучала решительно не ту атмосферу.

Город бурлил туристами. Майские банковские выходные, раньше были после Троицына дня — когда же все изменилось? Он одолел 199 ступенек, поднялся к аббатству и порадовался: он по-прежнему в хорошей форме. Остальные взбирались по лестнице, кряхтя и задыхаясь. Он в жизни не видал столько толстяков разом. Интересно, какие выводы сделал бы пришелец из прошлого. Раньше бедные были худые, а богатые — толстые; теперь, кажется, наоборот.

Он оставил собаку на крыльце и зашел в церковь Богоматери. Сел на закрытую скамью, готическими буквами помеченную «Только для странников». Вроде логично. Джексон теперь странник, повсюду чужак. Он осмотрел интерьер, давным-давно сооруженный корабельными плотниками. Кроме него, в церкви была только молодая — очень молодая — пара готов, все в черном, черная губная помада, везде пирсинг; они обжимались на скамье. Мальчик что-то сказал девочке, и та захихикала. Придурки кровососущие.

Он пошел на церковное кладбище, посидел на лавке. Надгробия скособочились, как деревья на ветру, соль в воздухе разъела имена.

— Укрыты в алебастровых палатах,[153] — шепнул он собаке.

Пес вопросительно склонил голову, будто старался понять. Над головой безобразно скандалили чайки. Солнце алмазами подмигивало в море. Джексон уже давно жил на свете и сознавал: если цепляешься за клише — все, конец. Он встал и вслух сказал попираемым мертвецам:

— Пора уходить, — но кроткие приверженцы воскресения даже не шевельнулись, и зову его послушна была только собака.

Он вернулся в город мощеной ослиной тропой, а не по 199 ступенькам и на ходу доел помадку.

— Давай, — сказал он собаке, — наперегонки.

И помчался на пляж. Он и не помнил, когда в последний раз бегал по пляжу.

Они добрались до Сэндсенда, где собака обследовала заливчики меж камней, отыскала мертвого кальмара, похожего на сдутый презерватив, и теребила его, пока тот не распался окончательно. Еще несколько минут псину развлекал крупный и тошнотворный ошметок водорослей. Джексон сидел на камне и созерцал горизонт. Что там, за ним? Голландия? Германия? Край света? Почему кто-то хочет с концами похоронить убийство Кэрол Брейтуэйт? И как это связано, если связано, с Надин Макмастер? Были и другие вопросы, на которые он не знал ответа, — более того, чем больше вопросов задаешь, тем упорнее они множатся. Сначала был один — Я хотела спросить: вы не могли бы что-нибудь выяснить о моих биологических родителях? — и с тех пор список пухнет в геометрической прогрессии.

На пляже он некоторое время дрессировал нового рекрута — сидеть, стоять, к ноге, ко мне. Собака неплохо справлялась. По команде «сидеть» роняла попу, словно у нее отнялись задние лапы. Когда Джексон велел стоять и отошел, собака осталась на песке как приклеенная, и все ее тельце дрожало — так она старалась не кинуться следом. А когда Джексон нашел палку и поднял ее у собаки над головой, пес не просто встал на задние лапы, но и прошел пару шагов. А дальше что? Заговорит человеческим голосом?

Мимо пробрел пожилой человек с равно пожилым лабрадором. Человек глянул на Джексона, коснулся кепки и сказал:

— Только в цирке выступать, парень.

Джексон не понял, про собаку он или про него самого. Или про обоих. Джексон и его Удивительная Говорящая Собака.

Потом собака и Джексон поиграли в «принеси палку», а потом собака, увы, с наслаждением оставила на песке антиобщественный бурый венок, и Джексон, угрызаясь, закопал его в песок, вместо лопаты использовав плавник, — пакеты украдены вместе с машиной.

Пожалуй, двум озорникам самое время развернуться и драпануть.

Он купил рыбу с картошкой — гастрономическое утешение северной души — и сел на пирсе, глядя на прилив. Рыбным ужином поделился с собакой, каждым куском сначала махал в воздухе, чтобы остудить, — когда-то он так делал для Марли. Прилив, море уже наползало на пляж. Подальше от берега волны набрали силу, и Джексон смотрел, как они бубухают в опоры.