Адвокат Соловьёва А. Н. Турчанинов в своей речи лишь выразил надежду на то, что по «монаршему милосердию» его подзащитному будет сохранена жизнь. А. К. Соловьёв в последнем слове ничего не сказал в свое оправдание.
Верховный уголовный суд лишил А. К. Соловьёва всех прав состояния и приговорил его к смертной казни через повешение. В окончательном виде приговор был оглашен 26 мая 1879 года.
Через день, 28 мая 1879 года, в 10 часов утра, на Семеновском плацу приговор был приведен в исполнение.
История о том, как брат Ленина покушался на жизнь Александра III
Первого марта 1887 года на Невском проспекте полицией были схвачены пятеро студентов, заподозренные в приготовлении к покушению на жизнь императора Александра III. У троих из них, В. С. Осипанова, П. И. Андреюшкина и В. Д. Генералова, при обыске были обнаружены «метательные снаряды». Начатое жандармское дознание быстро выявило террористическую организацию, ведущая роль в которой принадлежала Александру Ильичу Ульянову и Петру Яковлевичу Шевыреву. В первые же дни по делу было арестовано 25 человек, а впоследствии еще 49. Однако суду Особого Присутствия были преданы 15 наиболее активных участников заговора. Во время дознания жандармы, а также надзиравший за расследованием дела прокурор Котляревский, не гнушались никакими средствами, чтобы получить нужные показания.
После завершения дознания встал вопрос: где рассматривать дело? В военном суде или же в Особом Присутствии сената? Властям нужен был самый суровый приговор. Хотя Особое Присутствие иногда преподносило сюрпризы властям, вынося слишком «мягкие» приговоры, император распорядился рассмотреть дело в сенате. Роль председательствующего выпала сенатору П. А. Дрейеру. Это был человек независимый и обладавший довольно крутым характером. Одно время он служил председателем Московского окружного суда, затем был обер-прокурором сената и, наконец, стал сенатором, выполняя часто функции первоприсутствующего.
Яркую характеристику ему дал известный юрист Анатолий Фёдорович Кони. Он писал о нем: «
В бытность Дрейера обер-прокурором, сенаторы побаивались его, так как очень сложно было «парализовать его влияние», которое чаще всего было вредно. Вот такой судебный деятель и стал председателем по делу террористов.
Когда возник вопрос о назначении обвинителя по этому делу, то А. Ф. Кони, по собственному признанию, пережил «тяжелые минуты ожидания» того, что жребий падет на него и что «чувство служебного долга» поставит его в «невозможность отказаться от участия в этом судбище». Впоследствии он писал, что всегда являлся противником смертной казни вообще, «
Конечно, он не допускал возможности применения ее за политические преступления и в «особенности в форме отдаленного покушения или приготовления». Без всякого сомнения, если бы Кони был обвинителем по делу, то говорил бы о смягчении наказания «на несколько степеней».
Министр юстиции, генерал-прокурор Н. А. Манассеин, как опытный администратор, хорошо понимал А. Ф. Кони. Он ценил и уважал его и не хотел подставлять в таком ответственном процессе. Однако выбор у него был небольшой. Кроме А. Ф. Кони в Петербурге был еще обер-прокурор Общего собрания сената тайный советник Н. А. Неклюдов, но тот никогда ранее не выступал в качестве обвинителя.
И все же свой выбор Н. А. Манассеин остановил на Николае Адриановиче Неклюдове. Это был исключительно талантливый, разносторонний и «поразительной работоспособности» прокурор. В свое время он был «украшением петербургского мирового института». Математик по образованию, Неклюдов так легко и быстро освоил все премудрости юриспруденции, что по праву завоевал авторитет одного из лучших судебных деятелей. Он, например, составил превосходное «Руководство для мировых судей», переводил и издавал сочинения французского философа О. Конта, английских — Д.-Г. Льюиса и Д. Милля, подготовил оригинальную магистерскую диссертацию «Уголовно-статистические этюды». Оставив мировую юстицию, он перешел юрисконсультом в Министерство юстиции, а затем стал и обер-прокурором Общего собрания Правительствующего сената. По словам А. Ф. Кони, он «поднял это звание на большую высоту». К его мнению сенаторы всегда прислушивались.
А. Ф. Кони так характеризовал Неклюдова: «
Позднее Неклюдов, по выражению А. Ф. Кони, «положил право руля в своих законодательных и кассационных заключениях», все чаще и чаще шел на «служебные и правовые компромиссы, которые должны были дорого обходиться его горячему сердцу».
Н. А. Неклюдов был обескуражен и даже
Как отмечал А. Ф. Кони, «
Дело слушалось при закрытых дверях. В зал допускались только члены Государственного совета, министры, их товарищи, сенаторы и другая избранная публика.
Министр юстиции Н. А. Манассеин внимательно следил за рассмотрением дела и систематически представлял императору доклады, хотя здоровье его в этот период ухудшилось. Накануне открытия процесса он писал о том, что врач лечил его энергично и такими средствами, что он «остался на ногах», хотя еле на них держался и имел лишь «для отвода глаз» более бодрый вид.