Перед глазами зенитчика всплыли проспекты и улицы. На них находилось великое множество сгоревших дотла жителей города. Яков сказал, словно сплюнул: — Фашисты тоже нас совсем не жалеют! — он сделал пару шагов и со злостью добавил: — Нам своих изувеченных негде лечить, а тут ещё с ними возись. Ни к чему на них тратить лекарства, бинты и еду.
Пройдя тридцать метров, Яков наткнулся на немного побитую зенитную пушку. Чуть покосившись, она стояла среди десятков мёртвых солдат. Картина ужасающей бойни мало чем отличалась от той, что он видел минуту назад. Между лежащими трупами бродили солдаты, одетые в разную форму. Все оказались измученны и сильно оборванны, до последних пределов.
Красноармейцы собирали оружие. Кто-то менял «трёхлинейки» с длинным стволом, на более короткие «маузеры». Кстати сказать, благодаря данной детали, они весили несколько меньше. Приблизительно на пол килограмма. Всё будет легче таскать на плече.
Некоторые из уцелевших счастливцев держали в руках пистолет-пулемёт «MP 40», или же «шмайсеры», как их называли на фронте. Правда, таких было всего два человека.
За длинный солнечный день, воздух и степь раскалились до нестерпимого зноя. Будь здесь поблизости градусник, он наверняка показал бы температуру «за тридцать», а то и «под сорок».
Поэтому, вторым самым важным трофеем, были фляги фашистов. Их тут же срывали с поясов мёртвых немцев. Снимали бакелитовые колпачки, сделанные в виде стаканчиков и закрывавшие пробки с винтом. Бойцы открывали баклажки и жадно глотали, что находилось внутри.
Бойцы не обращая внимания даже на то, что же сейчас попадало им в рот: простая вода, эрзац кофе или отвратительный шнапс? Лишь бы было чем утолить невыносимую жажду, возникшую после побоища. Покончив с питьём, бойцы лезли в подсумки, рюкзаки и карманы убитых.
Парень хотел приказать: — Прекратить мародёрство! — потом протяжно вздохнул и грустно подумал: — «Пусть себе роются. Всё равно, никто из них не протянет и суток, а так, глядишь, найдут какие-то документы фашистов. Вдруг попадётся, что-то действительно важное?»
Один из бойцов заметил подошедшего к ним лейтенанта. Окинул его цепким взглядом с головы и до ног. Протянул Якову шикарный хронометр, только что снятый с убитого «обера», и спокойно сказал: — Возьмите вместо своих.
Офицер поднял левую кисть на уровень середины груди и взглянул на запястье. Из наручных часов задорно торчал маленький острый осколок. Отметив, что новенькие, дорогие «котлы» безнадёжно испорчены, парень решил, что вряд ли удастся их здесь починить. Он снял погибший подарок отца и швырнул его в сторону.
Застегнул на руке ремешок, ещё сохранивший тепло мёртвого немца. Перевёл взгляд на стрелки и с удивлением понял невероятную вещь. Выяснилось, что с начала смертельного боя прошло девяносто восемь минут: — «А мне показалось, что весь этот ужас длился часов шесть или семь». — сказал Яков себе потрясённо.
Лейтенант одёрнул свою гимнастёрку и представился тем МВДешникам, что остались в живых. Все тотчас отвлеклись от своих интересных занятий. Встали по стойке смирно и напряжённо застыли.
В напряжённых глазах читался знакомый вопрос: — Что сейчас сделает молодой офицер, который только что, взял чужие часы? Станет орать и грозить трибуналом? Или поймёт, что и сам замазан по уши и сделает вид, что ничего не случилось?
Парень не стал никому «давить на мораль». Пошёл по второму пути и спросил совсем о другом: — Кто уцелел из обслуги орудия?
Ему указали на худого бойца. Он сидел на земле, привалившись к стенке окопа. Левая нога у солдата была перебинтована выше колена. Глаза устало закрыты. Лицо побледнело от кровопотери.
Это был правый наводчик по имени Павел. Его Яков отметил ещё в прошлый раз, часа четыре назад. А запомнил его потому, что солдат был очень внимателен. Он спрашивал про материальную часть зенитных орудий больше чем все остальные.
Рядом лежал подносчик снарядов с перевязанной бинтом головой. Услышав вопрос, они попытались подняться. Лейтенант остановил их движеньем руки. Обернулся к пехоте, искавшей, чем можно ещё поживиться, и задал новый вопрос: — Кто-то нашёл у фашистов еду, шоколад или сахар?
К этому времени, лейтенанта, покрытого пылью и гарью, уже все признали начальником. Ведь он ни кого не кричал и, первым делом, спросил о своих подчинённых.
Несколько мозолистых рук протянулось к зенитчику. В раскрытых грязных ладонях виднелись надкушенные куски колбасы, разорванные обёртки конфет и белоснежные куски рафинада.
— Накормить командира орудия и его заместителя! — Яков кивком указал на двух пушкарей: — Дать им чего-нибудь сладкого, стопочку шнапса и всем выполнять их приказы. Пойду обратно, проверю! — перед уходом он строго добавил: — Документы погибших, а так же, все бумаги фашистов, быстро собрать и сдать лично мне. Возьму по дороге назад.