— Вот эту — за повешенье; вот эту — за сечение; вот эту — за клейма; вот эту, четвертую, за мой просверленный язык; вот эти две превосходные свечи, на которые пошло особенно много сала, — за королевские корабли и четвертование на четырех галерах; вот эту — за притон соглядатаев; вот эту — за твою паскуду в парчовом платье, а все остальные — ради моего удовольствия.
А девицы, глядя, как старуха Стевен злобно фыркает и пытается выплюнуть свечи, помирали со смеху. Однако старуха напрасно старалась — все равно свечей у нее был полон рот.
Уленшпигель, Ламме и семеро продолжали петь в лад:
–
Наконец Уленшпигель смолк и сделал им знак петь вполголоса. Они повиновались, а он обратился к сыщикам и к девицам с такими словами:
— Кто крикнет «караул!», того мы уложим на месте.
— На месте! — подхватили мясники.
— Мы будем молчать, только не трогай нас, Уленшпигель! — сказали девицы.
А Жиллина по-прежнему сидела в углу на корточках, скалила зубы, но ничего не могла сказать и только молча прижимала к себе виолу.
А семеро все гудели в лад:
– ’
Старуха Стевен, показывая на свечи во рту, знаком поясняла, что тоже не проронит ни звука. Сыщики дали такую же клятву.
Тогда Уленшпигель заговорил снова:
— Вы в нашей власти. Ночь темна. Лис отсюда близко — если вас туда бросить, вы мигом потонете. Куртрейские ворота на запоре. Если ночной дозор и слышал шум, все равно с места не двинется: во-первых, дозорные — изрядные лентяи, а во-вторых, они подумают, что это добрые фламандцы кутят и весело распевают под звон кружек и бутылок. Помните, стало быть, что вы у нас в руках; будьте послушны — одни, как овны, другие, как овечки. — Затем он обратился к семерым: — Вы пойдете в Петегем к гёзам?
— Мы стали собираться, как скоро узнали, что ты здесь.
— А оттуда к морю?
— К морю, — отвечали они.
— Как по-вашему, кто из сыщиков мог бы нам потом сослужить службу? Мы бы тех отпустили.
— Двое: Никлас и Иоос, — отвечали мясники, — они не преследовали несчастных реформатов.
— Мы люди надежные, — сказали Никлас и Иоос.
ebooksa