Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты откудова путь держишь? — спросил аркебузир.

— Из Фландрии, — отвечал Уленшпигель.

— Чего ты хочешь?

— Хочу показать его светлости господину ландграфу одну мою картину.

— Коли ты живописец, да еще из Фландрии, то войди — я отведу тебя к моему господину, — сказал аркебузир.

Представ перед ландграфом, Уленшпигель поклонился ему раза три с лишним.

— Простите мне, ваша светлость, мою дерзость, — начал он. — Я осмелился прибегнуть к благородным стопам вашим, дабы показать вам картину, которую я для вас написал, — я имел честь изобразить на ней царицу небесную во всей ее славе. Я высокого мнения о своем мастерстве, — продолжал он, — а потому льщу себя надеждой, что работа моя вам понравится и что постоянным моим местопребыванием будет вот это почетное кресло красного бархата, в котором при жизни сидел незабвенный живописец, состоявший при благородной вашей особе.

Господин ландграф нашел, что картина превосходна.

— Ты будешь нашим живописцем, садись в то кресло, — решил он и от восторга поцеловал его в обе щеки.

Уленшпигель сел.

— Ты обносился, — оглядев его, заметил господин ландграф.

Уленшпигель же ему на это сказал:

— То правда, ваша светлость. Мой осел Иеф хоть репьями закусил, а я нахожусь в последней крайности и уже три дня питаюсь только дымом надежд.

— Сейчас ты сытно поужинаешь, — сказал ландграф. — А где твой осел?

На это ему Уленшпигель ответил так:

— Я оставил его на площади перед замком вашего великодушия. Я буду счастлив, если Иеф тоже получит на ночь пристанище, подстилку и корм.

Господин ландграф тот же час приказал одному из слуг ходить за Уленшпигелевым ослом, как за его собственными.

Немного спустя сели ужинать, и уж тут пошел пир горой! От яств валил пар, всевозможных вин — разливанное море.

Уленшпигель и ландграф были оба красны, как жар. Уленшпигель веселился, ландграф пребывал в задумчивости.

— Живописец! — неожиданно обратился к Уленшпигелю ландграф. — Я хочу, чтобы ты меня написал, ибо это великое утешение для смертного государя — оставить свой образ на память потомкам.