— Ну-с? — повторяет он минуту спустя снисходительным тоном, чуть приметно улыбаясь уголками рта и раскачиваясь. Он прекрасно понимает, что и это второе «ну-с» ни к чему не приведет, но испуг в голубых глазах русина и трагикомическое выражение его лица забавляют поручика.
Однако постепенно улыбка исчезает с лица поручика, оно становится серьезным и назидательным, полным доброжелательности и сознания важности момента.
— Ну-с, Хомяк! А ведь я говорил вам об этом на прошлом занятии. Ну-с, ладно. Итак — родина… Что же такое родина? — говорит он мягко.
— Чехи! — выдавливает из себя Хомяк.
С минуту поручик стоит неподвижно, потом безнадежно вертит головой:
— Trottel blödes! Болван!
На душе у него становится легче. Некоторое время он молчит, раздумывая, что же теперь предпринять: продолжать ругаться, смеяться или возобновить беседу в серьезном педагогическом тоне? Поручик выбирает последнее.
— Сейчас увидишь, Хомяк, какую ты сморозил чушь… Ну-с… скажи мне, кто ты?
Хомяк молчит.
— Ты, ты… Понимаешь? Кто ты? — при этих словах поручик тычет в солдата пальцем.
Наконец, парень понимает, чего от него хотят.
— Пехотинец Василь Хомяк!
— Ну-с, Gott sei dank! Слава богу! Знает хоть, как его зовут! Но я тебя не об этом спрашиваю! Вот скажи мне — ты итальянец?
Хомяк тревожно оглядывается на товарищей. Кто-то сзади отрицательно мотает головой и моргает ему.
— Нет… — отвечает он, наконец. Говорит и не знает, то ли он говорит. Но — оказывается, правильно.
— Ну-с, хорошо! А кто же ты? Немец?
— Нет.
— Чех?
— Нет, — помолчав, неуверенно произносит Хомяк.
— Ну-с, то-то! Кто же ты все-таки? Русин?