Но Жак засунул монету в карман.
Снова они шли по площади. Все молчали. Всем было холодно. Фрицек чувствовал, как у него в разодранных башмаках коченеют ноги, а Ольга плакала от холода и от злости.
— Вот видишь! — вдруг проговорил Жак и остановился.
Но он не сказал, кто должен был видеть и что.
Падал снег. Крохотные, редкие снежинки кружились у фонарей и витрин.
— Вот видишь! — повторил Жак. — Одного убьешь… А сколько их еще останется… Поджечь?.. А что толку?
Затем он обернулся к Ольге и стукнул ее кулаком по спине.
— Не зли меня! Не реви! Или я разорву тебя на куски… Так и знай — на куски разорву!
Они купили хлеба, свою долю съели по дороге, немного дали Ромулу и ломоть принесли отцу.
Но на другой день голод их мучил опять. Еще больше, чем накануне.
— А что, если выступить? — предложил к вечеру Жак. — Пусть забирают! Это не так уж страшно! Пошли! Только не в город, а в Ворлех! Пони должен жрать, и мы тоже.
Старик валялся на постели под грудой тряпья, из-под которого торчал только его покрасневший нос. Сверху лежала клоунская кофта, и когда Жак чиркнул спичкой, чтобы найти в этом хаосе хотя бы самое необходимое, на него воззрилась вышитая на материи смеющаяся луна. Фрицек при свете спичек с лихорадочной поспешностью натягивал на себя трико. Было больно подставлять тело морозу. Зуб не попадал на зуб. А Ольга, в одной только кофточке, едва сдерживая слезы, металась по фургону, тщетно пытаясь найти свой костюм.
Жак с остервенением сорвал с отца тряпье.
— Приподнимитесь же, черт возьми… Ведь видите…
Трико Ольги действительно оказалось под ним.
Наконец, приготовления закончились, они обулись, а поверх костюмов надели пиджаки, братья — свои, а Ольга — отцовский, который был ей очень велик.
Трещал мороз, светила луна. Комедианты спешили к Ворлеху. Вдоль путевых столбов, покрытых окаменевшими снежными шапками, они добежали до деревни за десять минут.
С трудом переводя дыхание, они остановились у первого трактира, а пока Жак стерег пиджаки и обувь, Фрицек и Ольга попытались пробраться внутрь дома, но какая-то женщина сразу же выгнала их из сеней. Все трое побежали дальше.
— Брысь отсюда! — гаркнул на них владелец другого трактира и сделал движение, словно собираясь схватить палку.
— Да оставьте их! — заступился чей-то голос от стола, когда они уже были у дверей.