Избранное

Утверждать, что в следующие дни на душе участкового инспектора Жака было спокойно, пожалуй, нельзя. Гуманисты, не гуманисты — таким глупостям он не верил, а обер-комиссар Скршиванек, если только это будет ему выгодно, выдаст Жака при первой возможности, — точно так же поступил бы и сам Жак по отношению к своему шефу, если б это пошло ему самому на пользу. Посему самочувствие Жака было немногим лучше, чем в первый день, а то, что вокруг все еще ничего не происходило, не могло обмануть старого профессионала. Участковый инспектор Жак действовал совершенно так же, никогда не торопя событий. Жертва успеет успокоиться, даст ввести себя в заблуждение мнимым спокойствием, и в тот самый момент, когда она считает себя в наибольшей безопасности, — хватай ее за шиворот да бей в рожу — на тебе, сволочь! В такой внезапности и заключалось главное наслаждение охоты, и теперь такой жертвой будет Жак. Дурные сновидения попрежнему преследовали его, он все так же потел по ночам и вскрикивал во сне.

Но прошло несколько дней, и вот однажды утром участковый инспектор вошел в кабинет своего начальника совершенно преобразившимся. Глаза его сияли, и он старым, исполненным самоуверенности движением поднял руку к лицу, чтобы погладить усы. Правда, их там не было…

— Знаете ли вы новость, пан обер?

— Новость? Ну-ка!

— Обнаружены русские большевики. То есть чешские, — ну, из России{76}.

— Что?! — вскочил обер-комиссар Скршиванек, — Что вы говорите?!

— Да уж то, что слышите.

Взор обер-комиссара устремился куда-то вдаль. Потом Скршиванек высоко поднял брови и свистнул:

— Фьююють!

Точно таким же долгим «Фьюють!» выразил свои чувства рано утром и участковый инспектор Жак.

— Что вы знаете, Цак, — пардон, — пан Жак, говорите!

Участковый инспектор отрапортовал.

— А ведь это славное дело, Цак.

— Еще бы, пан обер, известно.

Скршиванек принялся ходить по кабинету. Потом сел. Задумался. Потом опять вскочил с горящими глазами.

— Цак, за работу! За работу, за работу, за работу! Это нам посылает сам господь бог. Мы снова станем незаменимыми. Наше дело выиграно! Пан Жак — за работу!

Участковый инспектор вышел. Но через полчаса он появился снова.

— Пан обер-комиссар, — сказал он. — Я только вот что хотел спросить: а что, пан министр внутренних дел тоже гуманист?

— Не знаю — думаю, нет.

— Послушайте, пан обер-комиссар, а не лучше было бы заготовить какие-нибудь документы или подстроить этакое небольшое большевистское покушеньице?