Термин «альфа-самец» появился в 1940-е гг. в работах швейцарского этолога Рудольфа Шенкеля, изучавшего поведение волков[302]. Вскоре после того, как он ввел этот термин, исследователи поведения животных начали использовать его для описания самца, находящегося на вершине иерархии. Самка, занимающая высшую иерархическую ступень, стала альфа-самкой. И у самок, и у самцов имеется альфа, и в группе их всегда только двое.
Мама не доминировала ни над одним из взрослых самцов — для самок шимпанзе это не характерно. Но простая истина о большинстве иерархий приматов некоторым пришлась не по душе. Чему нас может научить приматология, спрашивают некоторые феминистки, если она всего лишь транслирует удручающий посыл о месте женщины в обществе? С другой стороны, консерваторы торжествуют, считая ту же информацию оправданием мужского подхода «все у меня под пятой!».
В 2013 г. американский ведущий Эрик Эриксон в эфире телеканала Fox Business заявил: «Если взглянуть на биологию, на роль мужчин и женщин в обществе, у других животных, мужская роль обычно доминирующая». Он воспринимал это как научное доказательство того, что женщины, самостоятельно зарабатывающие на хлеб, нарушают все законы природы. Единственное, к чему приведет их раскрепощение, — и с этим угрюмо согласились все приглашенные на телешоу мужчины — это развал общества[303].
Поддержка приматологами идеи о том, что женщинам следует знать свое место, восходит еще к Солли Цукерману и его никчемному эксперименту с павианами гамадрилами в Лондонском зоопарке в 1920-е гг. Его взгляды способствовали оправданию и даже превозношению мужской жестокости. В 1960-е в оказавшей большое влияние на общество книге журналиста Роберта Ардри «Африканское происхождение» (African Genesis) этот посыл нашел свое дальнейшее развитие, вплоть до нижеприведенного ненавистнического (и шовинистского) утверждения о смене гендерных ролей: «Эмансипированная женщина любой национальности является продуктом семидесяти миллионов лет эволюции по линии приматов… Она самая несчастная самка, какую когда-либо видел мир приматов, и заветная цель, которую она лелеет в глубине души, — это психологическая кастрация мужа и сыновей»[304].
Беспокойство Ардри о благополучии женщин было лицемерным. Основной постулат заключался в том, что мужское и женское лидерство исключают друг друга и что первое более естественно, чем второе. А может быть, они, напротив, сосуществуют?
Мы так редко слышим о женской власти у приматов, поскольку не способны заглянуть дальше мужского главенства. Самцы яркие и привлекают внимание своей самоуверенностью, демонстрациями и шумными драками. Они также менее робкие, чем самки, а значит, исследователи обезьян в дикой природе знакомятся с ними в первую очередь. Выдающиеся женщины-приматологи тоже поддались их чарам, установив особые отношения с харизматичными самцами человекообразных обезьян, такими как Дэвид Седобородый (шимпанзе) у Гудолл, Диджит (горилла) у Дайан Фосси и Сугито (орангутан) у Бируте Галдикас. Этих самцов описывают с огромной любовью и восхищением, в то время как самки человекообразных обезьян получают меньше внимания, по крайней мере поначалу. Если учесть их сдержанное поведение, надо было пройти десятилетиям, прежде чем о них стали писать в научной литературе.
Кроме того, мужское доминирование ассоциируется с насилием, которое нас привлекает. Нам сложно заставить себя обращать внимание на что-то другое. Это хорошо известно по предпочтениям при просмотре новостей, то же относится и к поведению животных. В телепередачах про природу нам гораздо чаще показывают акул, чем горных козлов. Когда я спрашиваю продюсеров телешоу о природе, почему у нас такое множество документальных передач про шимпанзе и так мало про бонобо, мне всегда отвечают, что у бонобо маловато захватывающих действий. В случае шимпанзе операторы гарантированно заснимут несколько зрелищных драк. Кровь и война хорошо продаются. Телепрограмма покажет нам хромающего окровавленного шимпанзе, спасающегося с поля боя, а закадровый голос мрачно напомнит о «законе джунглей». На каналах о природе любят завершать передачи в таком мрачном ключе.
К сожалению, они себя таким образом ограничили, исключив гораздо более интригующие сюжеты. Бонобо достаточно активны, хотя активность эта по большей части эротического характера. Телеканалы избегают демонстрации такого рода сцен. Более того, показывая бонобо, можно невольно развеять миф о неизбежности мужского доминирования, что представляет еще одну проблему. Как мог закон джунглей поставить самок на главенствующую позицию? Продюсеры говорят мне, что это слишком сложно объяснить.
Подобная необъективность преобладает и в научной литературе. Сценарии эволюции нашего биологического вида обычно представляют нас как прирожденных воинов, которые совершали набеги, грабили и убивали с незапамятных времен. Считается, что эта ужасающая предыстория объясняет самые дорогие нашему сердцу свойства. Как подытожил американский политолог Куинси Райт, «воинственный народ создал цивилизацию, пока мирных собирателей и охотников гнали на край земли»[305].
Поскольку военные действия требуют высокой степени сотрудничества и взаимопомощи, даже человеческий альтруизм воспринимается как побочная ветвь милитаризма. Считается, что цивилизация и подчинение авторитету возникли в процессе эволюции, чтобы мы могли дать отпор врагам. Анатомию человека рассматривают в том же ключе. Вы можете подумать, что наша рука эволюционировала, чтобы держать ветки и собирать фрукты, но так как рука может сжиматься и в кулак, то, согласно новейшим веяниям, человеческие руки предназначены служить оружием[306].
Подобного рода взгляды отражаются в характеристике самцов нашего вида и наших сородичей, данной такими антропологами, как Наполеон Шаньон и Ричард Рэнгем, которые описывают их, соответственно, как «свирепых людей» и «демонических самцов»[307]. Наука все еще видит в насилии и войне неотъемлемую часть наследия нашего биологического вида, несмотря на то что доказательства такого поведения на протяжении нашей предыстории немногочисленны. Например, в археологических данных нет никаких свидетельств массовых убийств до аграрной революции, произошедшей 12 000 лет назад. Это делает эволюционный сценарий типа «война у нас в крови» крайне надуманным[308].
Третья причина, по которой мы мало слышим о лидерах женского пола у других приматов, возможно, самая важная. Мы часто сводим социальное доминирование у других видов к физическому доминированию. А как же иначе? Ты либо доминируешь, либо нет. Если Мама физически не в состоянии поколотить никого из взрослых самцов, то с чего вообще называть ее альфа-самкой? Удивительно, что мы применяем такую упрощенческую логику к животным, учитывая, что так никто и никогда не поступает в человеческом обществе. Никто из нас, придя с визитом в деловой центр, не подходит к самому здоровенному парню в офисе в убеждении, что он тут главный.
Это так же верно и для приматов. Самый крупный и сильный самец не обязательно находится на вершине иерархии, поскольку подняться по социальной лестнице индивиду помогают, кроме того, связи, характер, возраст, стратегические навыки и семейные обстоятельства. Применительно к гендерам это значит, что самка бонобо может стоять выше всех остальных в своем сообществе несмотря на присутствие самцов, значительно более мускулистых, чем она. У шимпанзе даже самый мелкий самец может стать альфой. Чтобы добиться этого, ему необходима поддержка других. Это все усложняет: ему необходимо заботиться о благополучии своих сторонников, чтобы те не сговорились у него за спиной с его соперниками, и завоевывать симпатии самок, защищая их и щедро делясь едой. Исследования в дикой природе показывают, что чем меньше альфа-самец шимпанзе, тем больше времени он уделяет грумингу других[309].
Даже строгая иерархия нечеловекообразных обезьян не так проста, как можно подумать. Помните, как стареющий вожак стаи резусов Мистер Спиклз опирался на поддержку альфа-самки Апельсинки?[310] Это заставляет задуматься, кто из них главнее. Отец японской приматологии Киндзи Иманиси еще на этапе возникновения нашей дисциплины отмечал, что, «хотя сообщество нечеловекообразных обезьян кажется подчиненным диктатуре могучего самца, самки здесь имеют огромное влияние»[311].
Итак, давайте рассмотрим социальное доминирование. Оно складывается из трех компонентов: боевая способность, формальный ранг и власть. Поскольку молодые приматы постоянно вступают в игровую борьбу, они быстро понимают, кто сильнее, а кто слабее. Просто чувствуют это, когда пытаются удержать другого или сами вырываются из чужого захвата. Как и мы, они научаются оценивать физическую силу, просто глядя на телосложение и походку друг друга. Самка бонобо прекрасно осознает, что ей требуется сестринский союз, чтобы доминировать над самцами. Самцы так же точно знают, на каком месте в иерархии физической силы они находятся, но, поскольку часто рассчитывают на своих союзников, масса тела не может служить критерием их положения в иерархии.
Самки человекообразных обезьян редко физически соревнуются друг с другом за статус. В неволе мы часто собираем в одну группу самок, пришедших к нам из разных мест. Невероятно, как быстро самки устанавливают иерархию. Одна из них подходит к другой, и та подчиняется ей, склоняя голову, тяжело дыша или убравшись с дороги. Вот и все. С этого момента первая самка доминирует над второй.
Это кардинально отличается от ситуации с самцами. Множество первых встреч самцов шимпанзе, которые я наблюдал, всегда были напряженными. Один из самцов может попытаться запугать другого, что иногда или сразу приводит к драке, или же оба этих самца могут отложить сражение на пару дней, а то и недель. Но рано или поздно происходит проверка силы. Вот почему самые крепкие самцы в возрасте около двадцати лет первыми захватывают верхние ступени в иерархии. Но, как только самцы знакомятся между собой, они начинают формировать союзы, которые перестраивают иерархию. На этом этапе на сцену выходят более мелкие и старшие самцы и повышают свой статус.
В построенной на старшинстве системе быть в более зрелом возрасте для самки — это хорошо. Соревнования за ранг случаются редко, поскольку высокий статус не дает самкам особых привилегий в лесу, где они часто путешествуют и добывают пищу самостоятельно. Это не стоит тех проблем, с которыми приходится сталкиваться самцам. Одна из старейших самок обычно бывает альфой, несмотря на присутствие женских особей, находящихся в расцвете сил, которые без проблем победили бы в любой схватке.
Мы знаем о физической силе самок из тестов с пожатием руки, которые проводились на наших шимпанзе. В отличие от человеческих женщин, чьи руки начинают ослабевать только после шестидесяти лет, у самок шимпанзе эта сила снижается уже после тридцати пяти[312]. В этом возрасте самки становятся все более хрупкими, но это не мешает им оставаться на вершине социальной лестницы. Наоборот, они часто повышают свой статус. Мама, например, оставалась альфой до самой смерти в пятьдесят девять лет. Она была почти слепой и плохо ходила и все же пользовалась большим уважением. Если бы Мама была самцом, она бы лишилась своего положения намного раньше. В дикой природе самки шимпанзе также достигают высокого статуса с возрастом. Они ждут свою минуту славы. Этот процесс описывают как «очередь»[313].
После того как иерархия сформирована, ее следует провозгласить. У всех социальных млекопитающих есть свои ритуалы подчинения, от собаки, которая ложится на спину с зажатым между ног хвостом, до макаки, обнажающей зубы в широкой ухмылке. Шимпанзе и бонобо снова и снова издают отчетливый мычащий звук, склоняясь перед доминантом. Альфа-самцу шимпанзе достаточно расхаживать со слегка встопорщенной шерстью, чтобы все бросились к нему и пресмыкались в пыли, похрюкивая и тяжело дыша. Альфы подчеркивают свое положение, пронося руку над другими, перепрыгивая через них или игнорируя их приветствие, словно им наплевать.
ebooksa