Каждая цивилизация должна предложить мужчинам возможность реализовать свой потенциал. Недавний опрос, проведенный среди представителей семидесяти культур, подтвердил существующие различия. Во всем мире мужчины выше ценят независимость, возможность саморазвития и статус, в то время как женщины придают значение благополучию и безопасности своего ближайшего окружения и людей в целом[36].
Для женщины, чтобы почувствовать себя состоявшейся, всегда существует ее биологическая способность дарить жизнь. Это единственное, на что способны они и чего не могут мужчины. Труд матери настолько жизненно важен и приносит такую радость и удовлетворение, что, по мнению Мид, мужчины должны болезненно относиться к отсутствию такой способности. Она придумала фразу «зависть к матке» в противоположность введенному Зигмундом Фрейдом термину «зависть к пенису». В более поздние годы Мид сожалела о своем одностороннем акценте в культурном вопросе. В предисловии к переизданию упоминаемой книги (1962) она отмечает: «Если бы я писала эту книгу сегодня, я бы сделала куда больший акцент на исключительно мужском наследии со времен более ранних видов человека»[37].
Это подводит нас к третьему способу оценки роли биологии. Вскоре после рождения ребенка у нас, людей, имеется промежуток времени, в течение которого мы можем исследовать его поведение до того, как он узнает что-либо о гендере или наших проблемах, связанных с ним. Когда мальчики и девочки в возрасте одного года смотрели видео с движущимися автомобилями и лицами говорящих людей, мальчики больше смотрели на первое, а девочки — на второе. Но, поскольку эти малыши могли уже подвергнуться влиянию культуры игрушек, последующее исследование было проведено над младенцами самого раннего возраста. На этот раз изучались новорожденные младенцы в родильном отделении британской больницы, находившиеся с изнуренной родами матерью. Младенцы видели либо лицо исследователя, либо похоже окрашенный предмет, не являющийся лицом. В процессе работы исследователь не знал пол младенца. Оказалось, что девочки больше смотрели на лицо, а мальчики — на предмет, и это предполагает, что с первого дня своей жизни девочки более социально ориентированы[38].
Предпочтения в игрушках также возникают в самом раннем возрасте и настолько всепроникающи, что авторы недавнего обзора с участием 787 мальчиков и 813 девочек, в основном из западных культур, пришли к выводу: «Невзирая на методологические различия в выборе и количестве предложенных игрушек, контексте проверки и возрасте детей, стабильное проявление половых различий в предпочтениях у детей типичных для их гендера говорит о значимости этого феномена и большой доле вероятности, что причина обусловлена биологически»[39].
Цвет — совсем другая проблема. Во время эксперимента с полуторагодовалыми детьми, которым демонстрировали разные изображения, мальчики больше смотрели на машинки, а девочки на кукол, но цвет не влиял на результаты эксперимента. Дети не предпочитали розовый цвет голубому и наоборот. Малыши еще не поддались магии цветового кодирования, окружающей нас повсеместно. Устоявшееся восприятие голубого цвета как мальчишеского и розового как девчачьего было выдумано швейной промышленностью и индустрией игрушек. Одно время предпочтение этих цветов было даже противоположным привычному. Изначально все дети носили белое, так как его проще стирать и отбеливать. В статье «Детское отделение Эрншоу» (Earnshaw"s Infants" Department, 1918) пастельные цвета впервые упоминались как маркированные в зависимости от пола ребенка: «Общепринятое правило заключается в том, что розовый — цвет для мальчиков, а голубой — для девочек. Причина в том, что розовый, будучи более решительным и интенсивным цветом, больше подходит мальчику, а голубой, более нежный и элегантный, будет красивее смотреться на девочке». Запад относительно недавно принял обратную цветовую дихотомию. То, что теперь эти цвета по-особому воспринимаются в связи с детьми (девочки отказываются от голубого, а мальчики — от розового) и родители боятся «извратить» детей, одевая их в одежду «неправильного» цвета, — это исключительно культурный выбор[40].
По крайней мере, существует куда больше доказательств того, что культура влияет на предпочтение в цвете, а не на предпочтение в игрушках.
И все же, сосредоточившись на игрушках и цвете, мы рискуем упустить из виду одно из самых значительных различий между полами в детских играх. Изучение множества человеческих культур и все исследования приматов подтверждают: молодые мужские особи обладают повышенной энергичностью и более неугомонны в играх, чем женские особи того же возраста[41]. Тот факт, что у мальчиков диагностируют расстройство дефицита внимания и гиперактивности (РДВГ) втрое чаще, чем у девочек, отражает ту же разницу между полами[42]. Когда дети вольны играть в комнате без взрослых, мальчики обычно устраивают необузданные потасовки, в то время как девочки имеют меньше физических контактов и склонны выстраивать игру как сюжет некой истории[43].
Ученые закрепили на 375 обычных американских мальчиках и девочках акселерометры — небольшие датчики, измеряющие телодвижения, которые носят на бедре. Пронаблюдав таким образом в течение недели за каждым из детей, исследователи обнаружили, что мальчики в любом возрасте оказываются неизменно более физически активными, чем девочки. Что касается общей активности, разницы особой не было, но у девочек значительно реже наблюдались всплески бурного поведения, чем у мальчиков[44]. Такое же исследование 686 европейских детей показало аналогичные результаты[45]. Обзор исследований в более чем 100 разных странах привел ученых к выводу, что, где бы ни жили мальчики, для них характерна бóльшая физическая подвижность[46].
Меня всегда поражала неистощимая энергия, с которой молодые самцы человекообразных обезьян резвятся, запрыгивают на предметы и спрыгивают с них, набрасываются друг на друга и, катаясь по земле и смеясь, рвут друг друга в клочья. Эта всем известная беспорядочная игра по большей части состоит из притворных нападений, рукопашного боя, толчков, бросков, шлепков и укусов друг друга за конечности под веселый смех. Человекообразные обезьяны смеются с открытым ртом и издают хриплые звуки, похожие на смех, чтобы показать свои истинные намерения. Здесь очень важно избежать путаницы, поскольку социальные игры часто напоминают драки. Если молодой шимпанзе со смехом запрыгивает на своего собрата и приставляет зубы к его шее, тот понимает, что это всего лишь развлечение. Если то же самое делается в тишине, это может быть нападением и, естественно, требует другой ответной реакции. Смех шимпанзе настолько громок и заразителен, что когда я слышу его в своем офисе на станции Национального центра изучения приматов Йеркса, из которого можно наблюдать заросшие травой окрестности с двадцатью пятью человекообразными обезьянами, я сам начинаю хихикать, глядя на их веселье.
Между самками устраивается гораздо меньше грубых игр. Самки шимпанзе тоже дерутся врукопашную, но более лениво, так что эти игры редко напоминают испытания на прочность. Они предпочитают другие развлечения, порой достаточно изобретательные. Например, однажды у двух самок-подростков вошло в привычку пытаться добраться до моего офиса. В течение некоторого времени они играли в эту игру ежедневно. Для начала эти «молодые особы» вместе придвигали большой пластиковый барабан под мое окно. Затем залезали на него, и одна из них забиралась на другую. Та, что снизу, начинала приседать и выпрямляться, как на лыжном спуске. Та, что стояла у нее на плечах, пыталась дотянуться руками до моего окна, но ей ни разу не удалось. Их совместная затея заметно отличалась от шутливых драк между самцами.
Бурное неистовство самцов и их демонстрация силы объясняет, почему молодые самки предпочитают держаться от них подальше. Им нравятся другие игры. Это, без сомнения, причина, по которой половое разделение характерно для игр у всех приматов. Самцы обычно играют с самцами, самки — с самками. Их стили общения более совместимы для особей одного пола, и самки часто отказываются от игр, инициированных самцами[47]. Они поступают так без каких-либо гендерных инструкций, которые имеют место в наших обществах. У людей также работает правило раздельных игр для представителей разного пола. Дети по всему миру обычно играют на разных площадках или в разных группах: одни из них для девочек, другие — для мальчиков[48].
В течение шести месяцев Кэрол Мартин и Ричард Фэйбс наблюдали за шестьюдесятью одним четырехлетним американским ребенком во время бессистемной игры и сделали вывод: «Чем больше мальчики играли с другими мальчиками, тем больше позитивных эмоций они выражали в дальнейшем. Таким образом, хотя игры между мальчиками грубы и ориентированы на доминирование, мальчики, очевидно, находят такой активный стиль игры более интересным и привлекательным… Другие исследования приводят нас к предположению, что интерес мальчиков к игре возрастает, когда другой мальчик предлагает играть грубо — в отличие от девочек, которые не любят такой стиль игры»[49].
Не всем школьным учителям приходятся по нраву буйные игры мальчиков: они находят их излишне агрессивными. Возможно, из-за этого мальчиков намного чаще наказывают и выгоняют из школы, чем девочек[50]. Тем не менее большинство мальчишеских игр мало связано с агрессией. Это легко понять по выражению их лиц, смеху и смене ролей (сначала один оказывается сверху, потом другой) и особенно по тому, как они расстаются после игры. После потасовки мальчики расстаются как довольные друзья.
Грубые игры помогают самцам укрепить мужскую связь и учат их важным навыкам. Так как практически у всех приматов взрослые самцы сильнее самок и больше склонны к конфликтам, им необходимо с ранних лет научиться сдерживать себя. Взрослый самец гориллы настолько могуч, что, даже слегка нажав кулаком на грудь детенышу, может выдавить из него весь запас воздуха. И все же доминантные среброспинные самцы играют с отпрысками — и те выживают. Самцы обращаются с малышами настолько бережно, что мать детеныша сидит в стороне и наблюдает за игрой без опаски.
Не думайте, что такая сдержанность появляется у животных от природы: это благоприобретенное качество. В течение своей долгой жизни крупный самец научился следить за своими движениями в играх с более слабыми соперниками. Эта осторожность известна как самоограничение — явление, встречающееся у многих животных, от притворных драк большой собаки с маленькой до игр белого медведя с пристегнутой к упряжке собакой, которую он мог бы сожрать[51].
Сила верхней части тела у мужчин и женщин настолько разная, что они практически никогда не могут сравняться. Лишь абсолютному меньшинству женщин удается приблизиться к мужской силе[52]. Таким образом, если бы мужчины по всему миру не осознавали своего физического преимущества, это обернулось бы катастрофой. Отцы часто грубовато играют с детьми: подбрасывают их в воздух, а потом ловят, щекочут или катаются с ними по полу. В этих играх они иногда поддаются ребенку. Оглушительный смех дает понять, что дети обожают такие игры, так же как риск и вызов, с которыми они сопряжены. Борьба между отцами и сыновьями особенно распространена. В результате дети часто начинают по-разному относиться к маме и папе, обращаясь к первой за утешением, а к последнему — за играми. Автор одного из обзоров приходит к выводу, что «во взаимодействии между матерями и детьми преобладает забота, в то время как отцы по своему поведению становятся товарищами по играм»[53].
Жесткие игры отцов дают возможность детям получить из первых рук важнейшие уроки по части мужской силы, одновременно развивая их физические способности и уверенность в себе. Но это работает только с невероятно сдержанным отцом, который научился обуздывать себя после тысяч игровых поединков, будучи мальчишкой или юношей. Игровая борьба — это важнейший элемент социализации с участием отцов или мальчиков-ровесников.
Непосредственное участие в потасовках с молодыми шимпанзе позволило мне понять, как возникает такая сдержанность. Я часто давал человекообразным обезьянам отдохнуть от тестов на интеллект, которые мне, как студенту, полагалось проводить. Разработанные специалистом по крысам, для которого все животные были всего-навсего обучаемыми механизмами, эти тесты были ужасно однообразными и скучными, намного ниже уровнем, чем должны быть с учетом мыслительных способностей шимпанзе. Две обезьяны упорно давали мне сигналы жестами, призывая поучаствовать с ними в игре. Это было куда веселее, и для меня в том числе, но вскоре стало очевидным, что они слишком сильны. А эти шимпанзе еще даже не достигли половой зрелости: одному из них было четыре года, второму — пять. Если я со всей силы бил их по спинам, они просто смеялись, словно это самое забавное из всего, что я делал.
Но если они так же поступали со мной или брали меня в один из своих невероятных захватов с использованием обеих рук и обеих ног, для меня это было серьезной проблемой и мне приходилось протестовать («ой-ой!»). Они немедленно отпускали меня и подходили посмотреть поближе на выражение моего лица с обеспокоенным видом, чтобы выяснить, что случилось. Кто бы мог подумать, что люди такие слабаки? Если они видели, что я готов вернуться к игре, мы снова играли, но уже поспокойнее. Они точно так же регулируют игры между собой и следят за тем, чтобы всем было удобно. Цель этой беспорядочной борьбы — веселье, а не причинение боли.
Если же кто-то не выполняет этого правила и пытается доминировать, все может обернуться большими неприятностями. Это случилось с моим преемником, который продолжил эксперименты с двумя шимпанзе после моего ухода. Вместо того чтобы одеться попроще, он в первый же день явился в костюме с галстуком. Студент не сомневался в своей способности справиться с такими достаточно небольшими животными и упомянул, что всегда хорошо ладил с собаками. По-видимому, он попытался задирать человекообразных обезьян в комнате для игр, не зная, что шимпанзе всегда дают отпор и что у них больше силы в одной руке, чем во всех четырех человеческих конечностях. Я до сих пор помню, как студент, хромая, вывалился из помещения для тестов, с трудом пытаясь сбросить двоих шимпанзе, вцепившихся ему в ноги. Его пиджак был разодран в клочья, рукава оторваны. Ему повезло, что обезьяны не додумались придушить его галстуком.