— Нет, я даже рад буду пройтись.
Они свернули на Торговую, и когда надо было снова ступить на тротуар, Костя крепко взял Марину под руку.
— Мы с тобой весь вечер молчим об одном и том же, — сказал он. — То, что было, было очень давно, когда мы были детьми. С тех пор мы повидали много такого, о чем и не подозревали, когда вот так же бродили с тобой. Помнишь?
— Помню.
Было уже поздно. Костя усмехнулся. Он подумал, что редкие прохожие наверняка принимают их за влюбленную парочку.
— Я скажу тебе правду, — продолжал он. — Я долго не мог сломать в себе это. Все же сломал. Но ведь у нас с тобой много такого, что ты не можешь стать для меня совсем чужой.
Он замолчал. Если она опять ответит односложно, нечего и поднимать весь этот разговор. За вечер Марина ни разу ни о чем не спросила его. Так не лучше ли продолжать делать вид, что им не о чем разговаривать?
— И ты тоже…
О чем это она? А-а, в ответ на его слова, что она не может стать чужой для него.
— Я много раз собиралась написать тебе… — Марина заговорила. — Когда работала в госпитале и потом, когда уже училась в университете. И всякий раз не знала, что писать. Мои радости и мои горести были очень далеки от тебя. Тебе только больно было бы читать. Я очень любила мужа.
— Любила? — спросил Костя.
— Он же убит! Они добирались в Москву, на парад Победы. И по дороге их обстреляли какие-то недобитые сволочи. Погибло семеро, семеро из семнадцати.
— Я не знал этого… Я знал только, что у тебя сын.
— И сына нет. Дифтерит его задушил, и ничего не осталось мне от Мити, кроме старой фотографии, еще довоенной.
— Я не знал… — повторил Костя и понял, что совсем не то говорит. Лучше уж молчать.
Они сами не заметили, что идут теперь медленнее. Он выждал какое-то время, чтобы дать ей справиться с чужими для него воспоминаниями. Они миновали Книжный пассаж, вышли на улицу, огибающую «Парапет», — к этому скверу в самом центре города долго ко могло привиться новое название.
— Послушай, Марина, — сказал он, — мне было неловко спрашивать у Володьки. Кто их там знает в этом отношении…
— О Левке Ольшевском? — как прежде, поняла она.
— Да, о нем. Когда я — уже из Алма-Аты — ушел на фронт, у нас переписка оборвалась.
— Он жив, слава богу. Служит в Германии и никак не может добиться демобилизации. Если хочешь, я достану его адрес.
ebooksa