Наблюдая развернувшиеся процессы монополизации власти и ее прямые губительные для нации последствия, народ уже на протяжении нескольких лет гудел в протестном возмущении; в последние же месяцы негодование граждан усилилось многократно. Интернет был взбудоражен обсуждениями беспросветной коррупции, повсеместного воровства государственной собственности и вопиющих по своей наглости случаев превышения полномочий чиновниками самого разного уровня. Нескончаемые примеры подобных бесчинств сопровождались неистовыми комментариями и даже открытыми призывами к революционной смене власти. Эти настроения с поразительной точностью совпадали с бушевавшими в Майском эмоциями: все сильнее и тверже убеждался он, что совсем не один, что таких большинство, которые всецело разделяют его взгляды на происходящие в стране безобразия. Как никогда ясно видел и понимал он возмущение народа, не желавшего продолжать терпеть издевательства, и еще более креп в своей ненависти к преступной власти, прогнившей с самого верха и донизу.
Вместе с тем, Майского с каждым днем все сильнее стала беспокоить недавно возникшая, но прочно укоренившаяся в его сознании идея запечатлеть себя в истории. Оставить хоть какой-то след в этом мире — только ради одной этой цели он продолжал еще жить, и открывавшаяся теперь перед ним перспектива до конца своих дней влачить жалкое бессмысленное существование на грани нищеты и умереть в безвестности доставляло ему сильнейшие страдания и не давало спокойно спать. Днем и ночью думал Майский о своей роли в этом мире, о том, как может он увековечить свое имя и тем сильнее разрасталась в нем тяга к свершениям, чем больше времени проводил он в бесплодных попытках найти ответ.
В этой своей желчной депрессии Майский пребывал уже больше месяца, почти не выходя на улицу, ни с кем не общаясь, мучимый бесконечной злобой и отчаянными поисками способа оставить свой след в истории. Неустанно думал он над этими вопросами, пока не был уже так перенасыщен мыслями, что несознательно пришел к необходимости поделиться ими хоть с кем-нибудь.
∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙
Майский проснулся в девять часов. Было воскресенье, самая середина ноября и на улице еще даже толком не рассвело, но он всегда старался вставать не позже девяти, вне зависимости от дня недели и времени года, и поэтому вчера перед сном как обычно завел будильник. Впрочем, это оказалось излишним: от выработанной годами привычки Майский проснулся чуть раньше, чем прозвенел звонок. Он полежал еще несколько минут, поднялся, одел трико и тапочки, подошел к окну и, раскрыв шторы, отворил форточку. Морозный воздух с улицы вторгся в квартиру и тут же развеял последние остатки сна Майского. Не закрывая форточки, он задернул тюль и направился в ванную.
Квартирка у Майского была из разряда самых скромных: однокомнатная, в старом типовом советском доме, площадью чуть больше тридцати квадратных метров. Зашедший в нее человек сразу попадал в крохотный коридорчик, из которого выходило три двери: слева была жилая комната, справа — туалет с ванной, а прямо располагалась кухня. Только заселившись, Майский сделал неплохой ремонт, так что сейчас квартирка выглядела вполне себе свежо. В кухне были приятные светло-оранжевые обои и новый линолеум; настенную же плитку, равно как и кухонный гарнитур, в процессе ремонта он менять не стал, и только хорошо вычистил и подремонтировал. Кроме гарнитура здесь были также довольно красивый массивный стол со стульями, холодильник и печка, которые Майский привез с собой из Я-ска, но разместить все это в кухоньке смог с огромным трудом, и сейчас здесь можно было разве только поесть одному, ну максимум двум человекам, поэтому единственная жилая комната в его квартире являлась одновременно и залом, и гостиной, и кабинетом, и спальней. В этой продолговатой, довольно светлой комнате с большим окном тоже все было порядком заставлено. Слева располагалась кровать, а за ней в углу находился громоздкий самодельный сваренный из толстых металлических листов сейф, высотой не многим ниже самого Майского. Дальше, у стены напротив двери стоял крупный бельевой шкаф и низкая тумбочка с небольшим, но вполне современным телевизором на ней. Справа находился широкий угловой компьютерный стол, а между столом и входным проемом прямо напротив телевизора располагалось кресло. Комната была обставлена, хотя и небогатой, но вполне приличной новой мебелью, подобранной осознанно и со вкусом и выдержанной в едином цветовом стиле — светлый орех с декоративными вставками металлического цвета. Над компьютерным столом с обеих сторон слева и справа были приделаны два больших стеллажа на всю высоту стены почти под потолок, плотно заполненные различными книгами, а между ними, над монитором находился календарь и шесть фотографий. На одном из снимков, единственном черно-белом, был запечатлен маленький симпатичный пухлый мальчуган двух лет отроду, с густыми светлыми кудрявыми волосами; на другом Майский был уже взрослый, в военной форме и с автоматом на плече; еще на трех фотографиях он находился где-то на севере, а одна, по размеру больше прочих, висела прямо посредине: на ней Майский стоял с карабином за плечом, держа в руке очень крупного глухаря.
Еще живя и работая за полярным кругом Майский полюбил охоту. Начав с группой товарищей ходить на гусей и зайцев, он с самых первых вылазок непременно умудрялся что-нибудь да подстрелить, отчего быстро увлекся этим видом отдыха. Он по-настоящему гордился своими охотничьими навыками, приобрел профессиональное ружье — Сайгу, и даже когда потерял руку, не забросил полюбившегося занятия. Переехав же в Я-ск, Майский и там первое время продолжал охотиться, именно тогда добыв запечатленного на фотографии глухаря (однажды он даже подстрелил козу, но как назло не взял в тот день с собой фотоаппарат, о чем неоднократно впоследствии жалел и сокрушался). Однако в последние годы, погрязнув в судебных тяжбах, ходить на охоту ему было недосуг, и он забыл о своем увлечении, а переехав в N-ск, и вовсе стал считать его чем-то навсегда оставшимся в прошлом.
Умывшись, Майский вернулся в зал, оделся и тут же принялся заправлять постель. В силу своего характера он паталогически не выносил беспорядка, отчего все комнаты в его доме сияли чистотой и аккуратностью, совершенно не свойственным иным холостяцким квартирам. Здесь ничего не валялось просто так, и при всем желании невозможно было найти брошенного журнала, оставленной кружки, полупустой бутылки из-под сока, забытого утюга или поношенных носков. По полу в доме у Майского вполне комфортно было ходить босиком, не рискуя насобирать на ноги крошки или еще какой мусор, а всю мебель он регулярно протирал, так что даже на самых дальних полках никогда не успевала скапливаться пыль. При этом царивший в квартире идеальный порядок заключался отнюдь не только во внешних проявлениях: каждая вещь в платяном шкафу, каждая вилка и тарелка на кухне, каждая книжка в столе и на полках знали свое место и занимали его со всей возможной строгостью и аккуратностью. Даже посуда, мытье которой давалось Майскому с определенной — особенной сложностью, никогда не накапливалась у него в раковине, а мылась незамедлительно, сразу после еды. В общем, все в квартире сияло чистотой и таким порядком, будто здесь только что завершили генеральную уборку.
Тщательно заправив постель, Майский пошел на кухню, не торопясь позавтракал и вновь возвратился в зал. Часы показывали еще только без двадцати минут десять; час как минимум стоило подождать и он, выбрав на стеллаже небольшую книгу в блеклой обшарпанной мягкой обложке, уселся в кресло, решив скоротать время за чтением. Книжка была одним из бесчисленных советских жизнеописаний Владимира Ильича Ленина, к литературе о котором Майский относился с особенным волнением, интересуясь в большей степени именно биографией главного практика социализма и оставаясь вполне безразличным к его теоретическим выводам и взглядам. Во многом живой интерес Майского был обусловлен явным его внешним сходством с Лениным. Сходство было до такой степени очевидным, что это часто подмечали знакомые, а порой даже совершенно незнакомые люди, что всегда очень льстило Майскому и тешило его самолюбие. Временами даже, находясь один дома, он останавливался возле зеркала и, с удовольствием вглядываясь в отражение, смотрел на свое маленькое округлое с аккуратными чертами лицо, на ровно остриженную бородку, на кажущийся особенно высоким из-за большой лысины лоб, воодушевляясь тем, как сильно походил он на гениального русского вождя. Все это однако было прежде: в последние же недели он уже не испытывал такого энтузиазма при виде себя в зеркале; напротив — теперь он вообще старался избегать глядеть в него.
Чтение быстро увлекло Майского. Он совершенно выпал из времени, а когда, дочитав одну из глав, снова взглянул на часы, то увидел, что уже подходило к двенадцати. Наскоро собравшись, он вышел из дома и спустя десять минут уже стоял в коридоре у родителей.
Дверь Майскому открыла Марина; сняв ботинки и раздевшись, он проследовал за ней в зал. Здесь на диване, подобрав под себя ножки, расположилась Алина, которая смотрела по телевизору мультфильм, одновременно с этим раскрашивая что-то в лежавшем перед ней альбоме. Рядом на кресле сидел Леонид Федорович, одетый по-уличному, в брюки и кофту, по всему куда-то собравшийся, но вместе с тем ничуть не спешивший и ничем не занятый, кроме просмотра того же мультфильма по телевизору. Когда же в комнате появился сын, Леонид Федорович сразу переключил на него все свое внимание.
— Давненько ты не заходил, — тепло проговорил он, приветствуя Майского.
— Давно, — тихо согласился тот, опускаясь во второе кресло. — А где мама? Рома? Они дома?
— Рома в спальне. Сейчас я его позову, — подскочила Марина и заспешила за мужем в комнату.
— Мать собирается, — сказал Леонид Федорович.
— Куда пойдете?
— В магазин.
— Зачем?
— Не знаю. Ей что-то нужно…
В этот момент в комнату зашел Роман. Одетый в трико, футболку и носки без тапок, он выглядел вполне бодро, но выражение его лица было безрадостным и удрученным. Поздоровавшись с Майским, Роман сел возле дочки на диване, а следом за ним зашла и пристроилась рядом Марина.
ebooksa