– А что было потом? Что вы сделали?
– Тут еще выяснилось, что я плачу и за часть адвокатов, которых они мне понанимали. Я
– Возможно.
– А потом я услышал про эту работу, от одного из гостиничных охранников.
Арли медленно покачала головой.
– Что? – спросил Лейни.
– Да так. В этой вашей истории примерно столько же смысла, как и во всем остальном. Может статься, что вы вполне прилично встроитесь.
– Встроюсь? Во что?
Арли взглянула на свои часы. Стальной корпус, черный циферблат, черный нейлоновый ремешок.
– Ужин в восемь, но Рез непременно задержится, у него это в обычаях. Давайте прогуляемся и пропустим по коктейлю. Я попробую рассказать вам все, что я об этом знаю.
– Ну, если вам так хочется…
– Они мне за это платят. – Она распутала ноги и встала. – И это, пожалуй, будет куда труднее, чем волохать тяжелые электронные блоки взад-назад по эскалаторам.
20
«Обезьяний бой»
Серый трепет за окнами бесшумно летящего поезда, не заурядное мелькание бетонных стен, а словно вибрирует там некая мелкодисперсная материя, вибрирует на разрыв, на подкритической частоте, за миг до пришествия нового порядка вещей.
Кья и Масахико сидели между стайкой школьниц в клетчатых юбочках и неопределенного возраста бизнесменом, который с головой ушел в толстый японский комикс. Груди женщины, украшавшей бумажную обложку, были замотаны бечевкой в два тугих конических клубка, соски выпирали наружу, как глаза затравленной жертвы из старого мультика. Издательский художник уделил куда больше внимания точному изображению бечевки, как она там намотана и завязана, чем самим грудям. По лицу женщины струился пот, она в ужасе отшатывалась от чего-то (кого-то?), оставшегося за краем картинки.
Масахико расстегнул две верхние пуговицы черного френча и достал из внутреннего кармана тонкую черную пластинку размером примерно шесть на шесть дюймов. Узкие, бледные пальцы мальчика погладили пластинку слева направо, и на ней вспыхнул узор из тонких, словно унизанных разноцветными бусинками линий. Вот так же точно выглядела лицевая, управляющая грань его компьютера, только там, в затененном подвале, линии казались куда ярче, чем здесь, при ярком свете.
Масахико вгляделся в дисплей, погладил его еще раз, пробежался глазами по изменившемуся узору и помрачнел.
– Кто-то проявляет интерес к моему адресу. И к сестричкиному тоже.
– К ресторанному?