Дочь полка 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Горячий чай обжигал язык, вкуса напитка давно не чувствовалось. Катя любила этот чай. Обычно внутри всё согревалось, на сердце становилось спокойно. Но только не сейчас. В голове кружились события, произошедшие на днях. Они всё никак не хотели покидать девочку. Она сидела, погрузившись в свои мысли и маленькими глоточками пила напиток.

Рядом за столом сидел командир. Он тоже молчал и изредка поглядывал на Катю. На улице шумели солдаты, лаяла Пуля. Собака после возвращения хозяйки вновь обрела жизнь и теперь, как обычно, носилась по всему батальону и приставала к бойцам, кусая их за гимнастёрки и шаровары. С тех пор, как они покинули Малиновку, прошёл один день. Резанцев вызвал Катю не просто так. Он видел по ней, что там в деревне произошло что-то плохое. Только что? Вчера во время разговора с Зорниковой он хотел спросить о том, почему девочка так изменилась. Она-то по любому знала. Но вокруг было столько посторонних людей, что командир решил не поднимать эту тему. Александр видел, что Катя стала какой-то замороженной. Нет, она, разумеется, вчера была рада встрече с бойцами, улыбалась, но это было не то. Прибыв в батальон, девочка окончательно ушла в себя. Она вела себя точно так же, как и в первые дни своего пребывания в батальоне после трагедии в Лесково. И сегодня Александр решил выяснить у неё, что же с ней случилось.

Командир допил чай и поставил пустую кружку на стол. Он достал из кармана сложенную бумажку, испачканную в крови. Ту самую, которую Катя оставила разведчикам под корнем дерева в лесу.

— Я тебя вчера решил не трогать, — начал непростой разговор Александр, проводя пальцем по бордовому пятну на бумаге. — Но сегодня всё-таки вызвал.

Девочка отставила чай и взволнованно взглянула на командира. Будет разговор и, судя по тому, что Резанцев начинает издалека, серьёзный.

— Что-то случилось? — наклонила голову влево она.

— Это я как раз тебя хотел спросить, — положил бумагу перед ней Александр.

Катя взглянула на кровь и её опять замутило. Она вспомнила, как доставала эту проклятую записку из кармана убитого немца. Девочка поднесла ладонь ко рту и отвела взгляд.

— Когда мы это получили, то подумали, что тебя ранили, — говорил командир, внимательно глядя на неё. — Весь батальон на уши поднялся.

«Так вот почему все спрашивали меня о том, цела ли я», — дошло до Кати. — «Я даже не подумала об этом».

— Но ты не ранена, — продолжил Резанцев. — Тогда чья это кровь?

На глаза девочки выступили слёзы. Об этом вспоминать было больно, а тут ещё и рассказывать. Она опустила голову вниз и сжала кулики у себя на коленях:

— Это кровь Ханса, — проговорила Катя.

— Немца? — уточнил Резанцев.

— Да, — кивнула, зажмурившись та.

— И что произошло? — аккуратно спросил командир, видя её состояние.

— Я его… — всхлипнула девочка, — с пистолета… застрелила.

Вот такого ответ Александр меньше всего ожидал услышать. Как это — «с пистолета»? Он посылал её туда на разведку, но никак не на убийство. Что же там за немец такой был? Что он сделал? Видимо, самой Кате это было тоже сложно принять. Она резко схватилась за голову и вцепилась в седые волосы. Девочка сгорбилась и пыталась подавить слёзы:

— У меня не было выбора! — говорила она. — Он узнал меня! Он стрелял! Гонял по этому чёртову лесу! Я не хотела, чтобы всё повторилось!

— Погоди, — взял её за запястье Резанцев, — Успокойся! Я тебя ни в чём не обвиняю! Ты в любом случае не виновата!