Каким-то грозным, звенящим голосом он выкрикивал бессвязные слова:
– Огонь!.. Народ… люди… где вы!.. Всё горит!.. Идите же! Идите!!! Спасайте дом Божий!.. В крови небо!.. Сыч с колокольни упал в огонь… церковь сгорела!.. Я видел… пойду расскажу всем… Люди… идёмте скорей… Да бегите же! Бегите… надо ударить в набат…
Он шёл по пустым улицам. И кричал, и никто не слушал его. Все давно ушли в лес. Голос его, как крик отчаяния, разносился над неподвижною гладью озера и, как стон, отдавался в лесу.
Но люди не слышали.
Юродивый был один.
Писатель-проповедник
Автор не пропагандист, прельщаемый и прельщающий, но проповедник, исповедующийся и исповедующий, – проповедник бесконечно искренний.
I. Очерк биографии
Богослов, публицист, прозаик и драматург Валентин Павлович Свенцицкий родился в Казани 30 ноября 1881 в семье потомственного дворянина, присяжного поверенного Болеслава Давида Карловича Свенцицкого (1832–1896) и вятской мещанки Елизаветы Федосеевны Козьминой (1852–1927). Поскольку развод отца с бывшей женой (сбежала, бросив пятерых детей) не разрешила католическая Церковь, признан незаконнорождённым; отчество получил по имени восприемника при крещении. В 1891 поступил в 3-ю казанскую гимназию, после переезда семьи в Москву (1895) продолжил учёбу в 1-й классической гимназии, но в апреле 1898 конфликт с законоучителем вынудил мать подать прошение об увольнении сына. В 1900 перешёл в частную гимназию Ф. И. Креймана, а после её окончания в 1903 был зачислен на историко-филологический факультет ИМУ. Той же осенью вступил в Историко-филологическое студенческое общество при ИМУ (руководитель – профессор С. Н. Трубецкой), стал инициатором открытия секции истории религии (председатель – С. А. Котляревский), подружился с В. Ф. Эрном, познакомился с А. Белым, А. В. Ельчаниновым, П. А. Флоренским. Мировоззрение сформировали православие, идеи В. С. Соловьёва, творчество Ф. М. Достоевского и этика И. Канта.
После Кровавого воскресенья 9 января 1905, не найдя поддержки у церковной иерархии и петербургской интеллигенции, создал с друзьями Христианское братство борьбы, дабы противостоять сковавшему церковь самодержавию и сформировать христианскую общественность. Братские листовки, напечатанные в подпольной типографии, призывали общество, крестьян, епископов, войска к неповиновению безбожным властям и мученичеству за Христа. С мая 1905 ХББ организовывало нелегальные собрания МРФО памяти Вл. Соловьёва (после официального открытия Свенцицкий стал товарищем председателя); при содействии С. Н. Булгакова издавало «Религиозно-общественную библиотеку», участвовало в выпуске газет в Тифлисе, Киеве и Москве, имело свой книжный магазин. Поставленные Братством задачи далеко нетождественны европейской идеологии «христианского социализма»: экономика и политика признаются лишь внешними формами устроения духовной жизни; в основе всех человеческих отношений мыслятся Христовы любовь и свобода, а не внешние законы; идеал – Церковь, а не государство.
Талант оратора обеспечивал неизменную популярность выступлениям и проповедям Свенцицкого. На суде за «Открытое обращение верующего к Православной Церкви», звавшее ко всенародному посту в знак покаяния за рас стрелы рабочих, был оправдан после яркой речи в свою защиту. В 1907 открыл с Эрном Вольный богословский университет при МРФО. В 1905–1908 сделал около 20-ти докладов (в т. ч. в ПРФО и Братстве ревнителей церковного обновления), опубликовал 10 книг и около 50-ти статей. Обличал преступление евангельских заповедей в государственных и церковных делах, бездуховность «передового» общества. Со строго православных позиций критиковал социалистическую утопию, позитивизм, ницшеанство, розановскую клевету на Церковь, толстовство, либеральное христианство Н. А. Бердяева и Е. Н. Трубецкого, черносотенную подделку под Христа, представителей нового религиозного сознания (Д. С. Мережковского и Д. В. Философова), духовный блуд мистическо-декадентских кружков, языческий цезарепапизм официальной церкви. Требовал созвать Церковный Собор, уничтожить эксплуатацию труда и частную собственность на землю, права отказываться от воинской повинности. Категорически отвергая хилиазм, считал долгом каждого верующего стремиться освятить духом Христовым не только частную, но и всю жизнь, в т. ч. политический строй, а улучшение его трактовал как необходимый этап в богочеловеческом процессе борьбы со злом мира.
Осенью 1907 исключён из ИМУ за невзнос платы, в восстановлении и сдаче экзаменов экстерном было отказано ввиду «неблагонадёжности». Через год вышел из состава МРФО, признав справедливость обвинений «в ряде действий, явно предосудительных» (бывшие друзья имели в виду рождение внебрачных дочерей и присвоение денег из кассы журнала «Век», в число собственников которого входил Свенцицкий). Молитвами прп. Анатолия (Потапова) Оптинского, к духовной помощи которого прибегал с 1898, преодолел жесточайший внутренний разлад, победив в себе врага, и никогда более не поддавался плотским соблазнам.
В 1909–1913 скрывался от уголовных преследований за печатные выступления. С И. П. Брихничёвым и еп. Михаилом (Семёновым) поддерживал дело голгофских христиан, понимая его не как сектантство, а религиозно-общественное движение, пробуждающее сознание народа к религиозному творчеству. Призывал к живой деятельной любви и раскрытию внутренних сил души в приходской общине; считал, что вся жизнь должна объединиться вокруг храма, а несовместимое с ним отпасть вовсе. Летом 1911 жил на хуторе Ново-Никольском близ Царицына у священника Сергия Краснова (? – 1933), где познакомился с его дочерью и своей будущей женой Евгенией (? – 1986), в целомудренном браке с которой прожил 15 лет. Странствия по России (от Крыма до Иркутска) описал в цикле газетных очерков и книге «Граждане неба. Моё путешествие к пустынникам Кавказских гор». В 1915–1917 на страницах повременных изданий вёл рубрику «Народный университет» и обширную переписку, стараясь собрать единомышленников в общую семью и создать христианскую организацию («свободный приход»), спаянную единством духовной жизни. Завершил философскую работу «Религия свободного человека» (полностью не издана).
В сентябре 1917 по благословению своего духовного отца прп. Анатолия Оптинского рукоположен во иерея митр. Петроградским и Гдовским Вениамином (Казанским), будущим священномучеником. Назначен проповедником при штабе 1-й армии Северного фронта, с 1918 стал проповедником Добровольческой армии. Только Церковь признавал нравственным фундаментом, на котором должна строиться Россия; главную роль в объединении живых сил страны отводил приходам, превращённым в сплочённые верой и любовью общественные организации, способные взять в свои руки устроение местной жизни, а впоследствии и общегосударственной. Активно участвовал в подготовке и деятельности Юго-Восточного Русского Церковного Собора (работа в комиссии по составлению грамот и воззваний, выступления, в т. ч. с докладом о деятельности прихода); в печати и с амвона призывал обезумевший народ к покаянию и борьбе с бесовской силой большевизма.
С осени 1920 о. Валентин служил и проповедовал в московских храмах, в т. ч. за службами, совершёнными свт. Тихо ном (Белавиным), которого почитал совестью Православной Российской Церкви. Летом 1922 дважды арестовывался за публичное обличение обновленцев-живоцерковников (в Бутырской тюрьме находился в одной камере с С. И. Фуделем); выслан в Пенджикент (Таджикистан), где участвовал в хиротонии свт. Луки (Войно-Ясенецкого) и написал «Тайное поучение о нашем спасении». По возвращении в Москву в декабре 1924 создал общину в хр. сщмч. Панкратия на Сретенке, вёл еженедельные беседы о прп. Серафиме Саровском и творениях св. Иоанна Лествичника. Осенью 1925 представил доклад «Против общей исповеди» Патриаршему Местоблюстителю митр. Петру (Полянскому) и по его благословению провёл Великим Постом 1926 шесть чтений «О Таинстве покаяния и его истории». Летом 1926 вместе с общиной совершил паломничество в Саров и Дивеево, где получил предсказание блж. Марии (Фединой) о переходе в другой храм. Через месяц назначен исполняющим обязанности настоятеля хр. свт. Николая Чудотворца на Ильинке («Никола Большой Крест»), а ещё через полгода – его настоятелем.
В январе 1928 по благословению еп. Димитрия (Люби мова) разорвал каноническое и молитвенное общение с митр. Сергием (Страгородским) и вышел из его юрисдикции вместе с паствой. Провёл с возросшей и окрепшей общиной 20 бесед о монастыре в миру (основной идее своего служения и задаче современной церковной эпохи), под которым понимал духовную преграду внешним соблазнам жизни и борьбу с внутренними страстями. На Пасху 1928 арестован за неприятие т. н. «Декларации», выражавшей позитивное отношение к советской власти части иерархов, и сослан в Тракт-Ужет (ныне Красноярский кр.), где написал итоговый труд «Диалоги», и по сей день приводящий в Церковь взыскующих истины. В 1930 начались долгие мучения от каменно-почечной болезни. Перед смертью, не изменив мнения о «компромиссах, граничащих с преступлением», просил духовных детей последовать своему примеру: покаяться в отпадении от соборного единства. Умолял Патриаршего Местоблюстителя как законного первого епископа о воссоединении со Святой Православной Церковью и получил прощение. Скончался 20 октября 1931 в больнице г. Канск. 9 ноября на отпевании в Москве при огромном стечении народа тело было обнаружено нетленным; покоится на Введенском (Немецком) кладбище Москвы (участок 5/7, слева от главного входа).
II. Духовный реализм
Ценность художественного произведения определяется духовным смыслом. Выявлением его мы и займёмся. Марево мифов, покрывавшее творчество Свенцицкого, рассеет вдумчивое, полноценное прочтение текстов. Комментарии помогут понять перипетии повествования, пытливый ум найдёт там немало ответов и поводов для размышлений. Не повторяя изложенный материал и не останавливаясь на анализе эстетики,[6] обратимся к главному – духовному смыслу повестей, пьес и рассказов одного из лучших прозаиков начала ХХ века.
Что даёт право на столь ответственное утверждение? Необходимость для совести людской книг писателя-проповедника, их боговдохновенность и абсолютная правдивость. В чём их первейшее достоинство? Чем ценны для нас? Тем же, что составляет цель любого творчества: исполнением за по веди о наречении имён (Быт. 2, 19). Свенцицкий должным образом именует сущности духовного мира, дабы по мочь нам верно в нём ориентироваться, и видит в этом обязанность писателя (ср.: «…вещает правду и суд промысла <…> мещет перуны в сопостатов, блажит праведника, клянет изверга»[7]). Но картины падения так ярки, что невольно рождается вопрос: не соблазнит ли чтение слабые души? Не даст ли козырь врагу рода человеческого в его убийственной игре?
Нет!! Антихрист – страшен, но нам ли пугаться его?! Роман-исповедь, детально вскрывающая механизм проникновения греха в сердце, – страшное откровение. Но бороться легче, если ведомы повадки противника.[8] В пояс на до поклониться человеку, имевшему мужество сказать:
ebooksa