Мнимое бесстрастие и обуянность страстями – две смертные пропасти духовного мира. Но в одиночку спастись невозможно, твёрдо убеждён Свенцицкий. Эти темы и главенствуют в его рассказах. Отчего гибнет в тёмной ночи дедушка Еремеич? От жадности и безверия. Соблазнённая небывалым уловом душа готова обманывать («Демьяновым скажу – в Верблюжьем затоне был… пусть едут»), перестаёт здраво рассуждать и не замечает, как сама попалась в сети врага. В опьянении предстоящей наживой грезит затмившими свет «красенькими» бумажками. Ни возблагодарить Господа за дар, ни воззвать к Нему о помощи не находит нужным, ибо
Разные приманки ставит диавол, но деньги и похоть – самые распространённые. Ревностного к молитве, старательного молодого послушника проще всего было соблазнить именно на блуд. Попустив испытание для укрепления духа, Господь не оставляет борящегося; огнём вспыхивает глас Божий: «Остановись!.. Погибнешь!..» Чувствуя немощь, монах обращается к духовному отцу. На нём и лежит вина за произошедшую трагедию, его душа будет также гореть в аду. В буквальном и переносном смысле опустив руки, юноша прибегает к человеку, которому вверил себя в попечение и который несёт пред Господом полную ответственность за послушника. «Бог так устроил, чтобы люди были исправляемы людьми же».[22] И что же? Холодные, выцветшие глаза, формальные увещевания, ни малейшего соучастия, духовная глухота, смертный холод… Да оставь беспомощное существо рядом, переживите вместе молясь тягостную ночь – и завтра восстанете в радости живые оба! Ан нет… Храня свой покой, старик (увы, не старец) не захотел разделить
В большинстве творений Свенцицкого действие связано с главными христианскими праздниками, но нигде общее торжество так остро не переживается, как в отрывке из дневника. Маленьким шедевром его делают не только поэтичность описания пасхальной ночи (прямое объяснение в любви к Божьему созданию) и мастерство психологической рисовки, сравнимое лишь с Достоевским, но и лаконично выраженный духовный смысл: «Коли Христос воскрес – разве можно врозь быть?» Да, безнравственные люди тоже хотят есть, и если праздник на земле, как же отвергать их? «До оценок ли тут – кто лучше да кто хуже… Радоваться, обниматься надо и быть всем вместе. Главное – всем вместе».
Такова же суть рассказа «Ольга Николаевна», входящего в золотой фонд русской малой прозы. Специалистам ещё предстоит проанализировать художественные средства и литературные приёмы, с помощью которых передана необычайная напряжённость существования героини. Ограничив себя постижением душевного мира, Свенцицкий оставляет покров тайны на духовном: мы видим только последствия чудесного преображения, почти мгновенно свершившегося на пороге смерти. Как же это
Его совершает героиня рассказа «Любовь», презрев физический облик мужа и раскрыв в нём (а значит, и в себе!) образ Бога. Неужели тело важнее души, вопрошает нас между строк автор? Как просто ответить, как тяжко пережить… Но когда после слёз и мук открываются духовные очи, внешность не застилает внутреннего совершенства.[24] Кого мы любим: оболочку иль душу вечную? И чем: глазами или сердцем? Если истинно любим – страдаем вместе и отвергаем самость, переступая порог личного благополучия.
Жертвуют собой и герои святочных рассказов Свенцицкого: по-разному, но едино. Бес хитёр и знает, кого из нас чем уловить. И если телесной болью не удаётся довести до отчаяния, берёт жалостью. Молодой человек, сподобившийся лицезреть новое небо и новую землю, искушается дважды. Выдержав издевательства сам, но не в силах помочь другим, разделяет с ними участь и тем прекращает их мучения. Матери помирающих от голода детей не дано и этого; видеть их смерть она не в состоянии… но не теряет веру в Бога и, раз такова Его неисповедимая воля, просит ускорить встречу в раю. Так и будет – Господь упокоит безгрешные души в селениях праведных (как и в перекликающемся рассказе Достоевского «Мальчик у Христа на ёлке»), а вина за страдания ляжет на всех испохабивших доверенный нам мир и нерадеющих о немощных и бедных. Это самое страшное из написанного Свенцицким, одному Богу известно, что он пережил, растворяясь в образе.
Пострадать ради Христа – что может быть выше?! Ради – значит по причине существования. И как же воскреснуть без распятия?.. Незамутнённые души сознают это сразу, у них особые отношения с Богом – они понимают Его и без слов. Сказ о явлении Спасителя детям не имеет аналогов в русской литературе – по сюжету, пронзительности действия, накалу переживаний, высоте духовного смысла. По бережно переданной правде произошедшего. Тут нельзя не плакать – от умиления и радости. Люди! читайте его детям, если хотите, чтобы остались чисты, как при рождении. Плачьте вместе с ними, учите молиться и не терять Бога, рассказывайте о Нём. Не бойтесь: детки легко усваивают то, чему посвящены тысячи богословских томов. Только наставьте на путь правый – и сами поразитесь глубине и простоте их прозрений.
Рассказ «На заре туманной юности» стоит особняком в творчестве Свенцицкого. Талант писателя здесь раскрывается с неожиданной стороны, появляется мягкий и светлый юмор, напоминающий Лескова, царит праздничное умиротворение: смиренная доброта и тихая радость спокойно торжествуют. Перемена участи принимается без колебаний и надрыва, ведь герои полностью полагаются на Божью волю, вверяя судьбы Промыслу и родительскому опыту. Свобода от страстей дарит душе покой. Блажен, кому раскрылась тайна: «Нет тех, кто не стоит любви».[25] Господь ведает, сколько ещё предстоит пережить новобрачным, пока любовь окрепнет и навеки свяжет, но столь убедительно явлена их первозданная чистота, что сомнений не возникает: им удастся сохранить её и впредь. Христианская семья будет освещать и обновлять жизнь, а рядом преобразятся и души ближних. Из молодого псаломщика, умеющего противостоять пагубному давлению, но смиренно покоряющегося благу, выйдет честный священник, приходской батюшка, какие никогда не переведутся на Руси. А искушения будут, без них нет пути к совершенству.
В чём усомнился добродетельный о. Яков? Нет, не сказал, как безумец, в сердце своём: «Нет Бога», не перестал верить в Христа; ещё острее ощутил свою греховность, в каждом евангельском слове стал слышать себе обличение. Да ведь так и надо! И когда почувствовал, что не священник в душе, честно снял неподобающее облачение. Снял до литургии, а не после:[26] пресуществление Святых Даров – не магический механизм, приводимый в действие заклинанием, а величайшее таинство, зависящее и от совершающего службу. Недопустимо обманывать причастников! Нельзя руководить людьми, коли душа смущена. Но и с искажением церковного устройства сердце не мирится: «Не могу я представить, что вот входит Он в храм, становится рядом со мной, надевает ризу, камилавку, берёт кадило, а потом три рубля за то, что с выносом». Всё та же беда, описанная в «Фантазии»: не признаёт Христос такой храм Своим домом. А значит, надо идти служить Ему, как заповедано, в духе и истине. Тяжек будет путь странника, много претерпеть придётся от начальства; знают о том крестьяне, потому, жалеючи, уговаривают: «Не ходи…» (жалели бы себя, сказали «не уходи»). А под куполом, как в клетке, бьётся голубь…
Чудесными гранями русский характер сияет и в эпизодических персонажах. Как из драгоценных камушков искусный Художник творит небесный град, так из них складывается соборная личность. Здесь ласковая сельская учительница, самоотверженно воспитывающая чистые души и плачущая от «чужой» беды, здесь положившая силы и здоровье ради деток хозяйка низкого домика в городе N и жалостливая деревенская баба, готовая поделиться последним с незнакомцем, здесь благообразная няня, научающая питомцев Христовой вере, и крестьянин, не могущий себе простить, что жена померла одна, точно брошенная, без причастия, здесь тихая и добрая жена священника, духовно опытный, простой и чуткий епископ, смекалистая и по-отечески суровая вдова псаломщика, милосердный носильщик на вокзале, с любовью наставляющий на путь истинный сторож. Такова Святая Русь. Все они – Церковь Христова.
Художественные произведения Свенцицкого составляют великую ценность русской духовной культуры. Когда будут прочитаны в полном объёме и должным образом осмысленны, это положение станет общепринятым. Но поведанное в последнем рассказе выходит за рамки беллетристики. Случилось то, о чём говорил Б. Пастернак: «И тут кончается искусство» (в биографии о. Валентина кончается в обоих смыслах – отныне он будет творить в иной форме). Всё прочее – литература, но только не «Юродивый». Пламенное пророчество начнёт сбываться уже через несколько месяцев после публичной огласки. Наступало время, о котором страшно и правдиво свидетельствовал М. Волошин: «Но в ту весну Христос не воскресал». Люди не услышали звенящий крик «Спасайте дом Божий!», иначе бы большевики не устояли и бесовская рать была повержена. Но юродивый остался один… Никому не сделавший зла русский мальчик, дурачок Илюша, не был немым, а молчал потому, что не пришёл его срок. Его все любили, ведь он умел сострадать и сорадоваться, тихо служил Богу и любовался Его творением, и к леске никогда не вязал крючков (знаете, от одного этого слёзы подступают). И когда пришёл враг, настоящий враг, и опустошил землю, и сжёг храм, Илюша принял всю боль на себя. Но не заплакал, а по-русски рванул рубаху и – заговорил. Заговорил грозно и пронзительно – так, что онемевших душой людей, дотоле спокойно наблюдавших разорение, объял ужас.
Скажете: нам-то что за дело? Ну, это мы ещё посмотрим!..
Комментарии и толкования
Второе распятие Христа (Фантазия)
Москва, 1908. Типография О. Л. Сомовой (Б. Никитская, д. Шапошниковой). 84 стр. Ц. 10 к. 3000 экз. Подзаголовок: «Издание для народа».
Издание планировалось для Религиозно-общественной библиотеки в 1906, но осуществлено не было; значится в «Книжной летописи» за 17–24 апреля 1908. Действия властей весьма точно предсказаны автором в эпилоге; обзор составлен на основании следственных дел, хранящихся в ЦИАМ (Ф. 31, оп. 3, д. 928; Ф. 46, оп. 3, д. 156; Ф. 131, оп. 71, д. 2472; оп. 73, д. 88; Ф. 142, оп. 17, д. 2325, 2326).
10 марта 1908 Свенцицкий сделал заказ в типографии Сомовой на печать новой книги и около часа дня 9 апреля получил тираж. Один экземпляр, как полагалось по закону, был отправлен в МКДП. Экспертную оценку производил бывалый цензор статский советник Сергей Иванович Соколов. На основании его доклада МКДП 10 апреля распорядился наложить на издание арест и обратился к прокурору МСП в письме за № 1163: «Автор этой брошюры в целях поношения среди народа церкви православной, её преданий и догматов, а равно и её представителей, рисует в рассматриваемом произведении картину вторичного пришествия Спасителя на землю, заставляет Его говорить отрывочными местами из текста Евангелий в порицание как церкви православной и её установлений с представителями, так и против существующего у нас строя. <…> Находя в изложенном признаки преступлений, предусмотренных ст. 73, 74 и пп. 2 и 6 ст. 129 Угол. Улож., Московский Комитет по делам печати имеет честь покорнейше просить Ваше Превосходительство возбудить против автора и издателя этой брошюры судебное преследование по указанным выше статьям». Представление за № 1176 было отправлено и московскому градоначальнику генерал-майору А. А. Адрианову, который 11 апреля предложил издание «немедленно конфисковать в книжных магазинах и везде где будет обнаружено и доставить в мою Канцелярию». Явившийся в тот же день в типографию инспектор книгопечатания и книжной торговли 3-го участка Вл. Эренбург констатировал, что тираж полностью вывезен издателем. Чем занималось правосудие следующие 1,5 месяца, неизвестно, лишь 27 мая прокурор МСП поручил прокурору Московского окружного суда начать предварительное следствие по указанным статьям, а тот через два дня предложил приступить к производству судебному следователю по важнейшим делам Н. Н. Всесвятскому. 2 июня следствие было начато, но последний принял дело по своему производству 27 июня (забавный парадокс подтверждают документы разных ведомств). Не проявляла активности судебная власть и в дальнейшем: только 15 октября следователь привлёк Свенцицкого в качестве обвиняемого за «поношение православной церкви, кощунство и возбуждение к ниспровержению существующего в России общественного строя и ко вражде между отдельными классами населения», но найти его и вручить повестку не удалось. Розыск, продолженный через публикации в прессе, результатов не дал, и 30 октября 1909 следователь постановил «дело это направить установленным порядком для приостановления следствия». 6 ноября дело было передано прокурору МСП, товарищ прокурора Н. Я. Чемадуров не усмотрел в брошюре признаков преступления и 4 декабря полагал нужным прекратить уголовное преследование, но затем изменил позицию. 21 января 1910 МСП утвердила его предложение «отложить суждение о Свенцицком впредь до его явки или задержания», а 2 апреля 1911 определила уничтожить издание брошюры (вероятно, единственный экземпляр, что там хранился). 13 июня приговор был утверждён и приведён в исполнение. По амнистии политическим преступникам, объявленной манифестом Николая II по случаю 300-летия царствующего дома Романовых 21 февраля 1913, все преследования в отношении Свенцицкого были прекращены.
Особенность авторской пунктуации: при точном воспроизведении, слова в прямой речи Спасителя заключаются в кавычки. «Ибо мы не повреждаем слова Божия, как многие, но проповедуем искренно, как от Бога, пред Богом, во Христе» (2 Кор. 2, 17).
ebooksa