— Нет. — Уверенно ответила я и тут же оглохла от сильного вибрирующего звона, пронзающего уши, и ослепла от неистово яркого белого света. — А! — Вскрикнула я, пытаясь зажмуриться, но свет проникал под веки, выжигая глаза.
Все прекратилось. Я поморгала — перед глазами плавали белые и багровые пятна. Рандаргаст сидел приподняв руку в останавливающем жесте.
— Ты убила дивное существо, верно? — Очень тихо спросил он. Я боязливо подняла глаза — Зерцало нервно рябило, по его поверхности то и дело пробегали короткие вспышки.
— Нееет … аааа! — Снова грохот, ввинчивающийся в уши звон, убивающий глаза свет. — Убери это, Рандаргаст! Убери! Мне больно! — Вопила я.
Снова тишина.
— Скажи. Мне. Правду. — Отчеканил он каждое слово.
— Уже сказала! — С отчаянием ответила я. — Так и есть! Это правда! Не …
И замолчала, со страхом подняв взгляд.
— Кого? — Продолжал настаивать Рандаргаст. — Гнома? Кобольда? Кентавра?
— Нет, нет, нет, — охрипшим от крика голосом отвечала я, — кентавру я вообще жизнь спасла.
— Я в курсе что там произошло, — сухо отчеканил Рандаргаст.
Вот же скот! Мерзавец! Гестаповец поганый!
— Кого, Джуди? Кого ты убила?
Что мне ответить, чтобы эта проклятая блестяшка не разрывала мне мозг?
— Дракона?
— Нет, — машинально ответила я и на меня снова обрушилась буря из звука, света, вибрации и мерцания. И вся эта мерзкая какофония с каждым разом становилась все сильнее. У меня буквально череп изнутри разрывался от этого.
— Ты убила дракона? — Глаза его сузились. — Как это было?
— Не я, — сипло проговорила я и добавила, — а можно мне хотя бы водички попить? Или в вашей пыточной это осуждается как чрезмерно доброе дело?
ГЛАВА 27. В глубине, на дне души
Перерыв был коротким — по приказу Рандаргаста сюда принесли кувшин и стакан. Он налил воды и поднес стакан к моим губам. Я глотала жадно, захлебываясь и обливаясь. И в этот момент все думала: как же я могла так ошибиться в этом человеке? Ведь он не дал герцогу затащить меня в постель, забрал с собой, заставил выдать мне лошадь и все необходимое, опекал всячески … и что он делает сейчас? Пытает, вот что! Почему? Неужели это все из-за клеветы, которую Скаррага наговорила ему про меня? Но почему он не мог просто спросить меня об этом? Без вот этой чернухи и пафоса?
ebooksa