— Швайн, — жестко сказал группенфюрер и передернул затвор «вальтера», загоняя в ствол патрон. — Ферфлюхте дрек!..
И, приподнимаясь на носках, пронзительно закричал:
— Аллес!
Новая атака не состоялась. В той стороне, где уцепились за лесок остатки русского заслона, послышался нарастающий шум.
— Панцер! Панцер, герр группенфюрер! — отчаянно закричали наблюдатели.
Командующий колонной прорыва махом взлетел на бронетранспортер, где был устроен наблюдательный пункт, и увидел в стереотрубу русские танки с десантом автоматчиков.
— Айн, цвай, драй, — стал считать группенфюрер.
Когда счет дошел до десяти, эсэсовский генерал вытащил из кобуры пистолет, сунул в рот холодное дуло и медленно нажал на спуск.
Бежать было жарко. Лил пот, ошалело колотилось сердце. Ветки больно хлестали по лицу, по плечам, цеплялись за ремень автомата, хотели остановить, задержать. Ноги спотыкались о корни, о валежник. Заросли шиповника, как колючая проволока, рвали комбинезон.
Орехов напролом ломился через лес к опушке, где последний раз видел Валю.
Возле молодых рябин с родником ее не оказалось. На земле желтело полдесятка стреляных гильз. Смятая трава и потревоженная осыпь хвои привели его к искрошенному пулями пню. Там он увидел убитого немца. В тусклой каске темнело отверстие, затылок и шея были залиты кровью.
Орехов присел возле немца, соображая, с какой стороны прилетела к нему пуля.
Стреляли из глубины леса, где топорщилась буреломная ель.
Орехов кинулся туда и увидел воронку от разрыва гранаты. Рыжий мох вскинут на корни, торфяная выемка уже залита водой. Увидел след в примятом брусничнике и по нему метрах в десяти нашел Валю.
Она лежала ничком, уткнув голову в россыпь синюх — ярких лесных цветов, синих с желтенькими крапинками. Лапчатые, как у папоротников, листья мягко обнимали ее лицо.
Спина и бок были залиты кровью. Загустевшей, спекшейся, неживой.
У Николая закружилась голова и ослабли ноги: «Убита». В глазах встал зеленоватый туман, и почему-то подумалось, что жестоко зарывать покойников в сырую холодную землю, где к ним приползают черви.
Убита Валя… Погублена радость. Жданная долго и встреченная в такое неуютное время. Оттого она была во сто крат дороже. Теперь ее отняли. Большая радость или малая, с крохотную ли былинку, но ее уж не воскресить…
Николай снял пилотку и бережно приподнял обвисающее тело. Рука скользнула по груди, и он не поверил сам себе.
Он ошалел от радости, когда ощутил едва уловимое биение сердца, когда, припав щекой к запекшимся губам, почувствовал неприметное дыхание.