— Порядок, ребята, — сказал Орехов. — Теперь надо найти подходящее место и ждать наших. На карте тут вроде деревенька обозначена. Залесье называется.
Болото подходило к лощине, края которой поднимались зелеными косогорами. Когда разведчики миновали лощину, они увидели десяток избушек, кинутых вразброс по косогору с самой макушки до низу, до тонкой ленточки ручья, опушенного голубовато-седым ивняком. Возле ивняка кренилась жуковато-черная банька с высокой трубой и скворечником на шесте.
— Гляди-ка, братцы! Уцелела скворешня, — удивился Петухов. — Сколько прошли, ни одной не видали, а тут на тебе!
— Обрадовался чему, — хмуро отмахнулся Смидович. — Скворешне обрадел. Ты на землю глянь…
Игнат стоял у поломанной изгороди, которая когда-то отделяла загон от леса. За изгородью была кривая, неровно вспаханная полоска, засеянная овсом. По весне под теплым солнышком дружно взошел овес, заголубел, зазвенел под ветром, но не успел созреть, выкинуть бронь. Истоптали его, перемололи полоску гусеницами. Вбили колосья в развороченную землю, искорежили. Лишь по краю сиротливо и удивленно тянулись одинокие усатые стебли.
Николай оглянулся вокруг и ощутил запущенность земли. На косогоре явственно угадывались поля. Квадраты, прямоугольники и клинья, разделенные межами. Зеленели поля колючей щетиной чертополоха, лопухов и дикой рябинки. Ниже к воде синела черноголовка, густо выкинув плотные соцветия.
Дерниной спеклась неухоженная земля, дичала и черствела.
— Все война испоганила, — сказал Смидович. — И землю и людей — все напрочь.
— Будет тебе, Игнат, — решил успокоить его Петухов. — Будет казниться-то… Злобе только силу дай. Она хошь кого скрутит…
— Злее уж не буду, — усмехнулся Смидович. — Злее мне, Вася, некуда быть. Пошли ночлег искать.
Он сплюнул в траву, поправил ремень автомата мослатой рукой и тяжело зашагал по косогору.
— Закури, Игнат, — предложил догнавший Смидовича Орехов.
Разведчик покосился на трофейные сигареты и отказался.
— Не буду. Махорочки бы хватануть, а это дерьмо и табаком не пахнет. Вонь одна… Попал бы мне тот власовец в руки, я бы с него кишки по сантиметру вытянул и на колючую проволоку намотал, а она, сучка, чтобы рядом стояла и видела то.
— Не надо, Игнат, — попросил Орехов. — Война — не игрушка. Кто выдержит, а кого и к земле пригнет.
— Не война, Коля, гнет, — сурово возразил Смидович. — Люди гнутся, у кого в середке гниль… Таких, кто на войне к земле согнулся, надо заставить грязюку есть… Жрали чтобы, сволочи, до самой смертушки, дерьмо досыта глотали…
Удалось Смидовичу побывать в Дальней Гуте. Сутки жил он под родной крышей, а потом на переправе через Березину нагнал полк.
Только лучше бы не ходить ему в родную деревню.
Возвратился Игнат с пустыми руками. На расспросы не отвечал. Когда Попелышко стал припоминать Смидовичу его обещания, белорус побелел лицом, сгреб Юрку за гимнастерку, скомкал ее в кулачище и сказал, что сало фрицы пожрали.
— А что не пожрали, с собой увели! — озлобясь, крикнул он Юрке. — Будешь приставать, глотку заткну! Понял?
ebooksa