Потом была победа

22
18
20
22
24
26
28
30

— Стыдно мне, тятя, креститься… Ты уж привык по-старому, а меня не неволь, — сказал Федя, глядя на отца. — Надо мной и так ребята в поселке смеются… Староверским сыном зовут.

— Поношений не слушай, душу в чистоте береги… Молись!

— Не буду! — Сын вскинул на отца потемневшие, в глубоких впадинах глаза. — Не буду я головой об пол хлестаться. Нам учительница сказала, что бога нет.

Такого еще не слыхивали бревенчатые, щелястые от времени стены избушки.

Андрон перекрестился, затем схватил Федю, кинул его на лавку сильными руками и отстегнул ремень.

Сын не плакал. При каждом ударе ремня он вздрагивал худенькими, еще не окрепшими плечами и кусал губы.

Пряжка оставляла на спине багровые кровоподтеки. Андрон очнулся, когда Федя громко застонал. Он бросил ремень, поднял сына и бережно перенес на кровать.

— Федюшка, Феденька… — Он прижался лохматой головой к плечу сына, словно выпрашивал прощения.

Кривя рот, Федя оттолкнул его, поднялся и пошел в угол. Сухая доска темноликой иконы, сброшенная мальчишеской рукой, звонко стукнулась об пол. Этот стук холодной оторопью прихватил сердце Андрона. Он трусливо втянул голову и, ухватившись за спинку кровати, ждал молнии, которая испепелит избушку, его самого, богохульного сына.

Молнии не было. Бог лежал на полу, уставив палец в угол, затянутый паутиной. Он ждал возмездия.

Андрон вытянул вперед узловатые руки и пошел на сына.

— Тятька! — пронзительно закричал тот, пятясь к стене. — Тятя, не трожь!

Андрон не слышал крика, не видел глаз сына, до краев налитых страхом. Он видел только указующий перст бога.

В тот момент, когда руки с набрякшими темными жилами тянулись к детской шее, Федя нырнул под стол и оказался возле двери.

Как слепой, Андрон наткнулся на стол и остановился. Медленно подняв икону, он зажег лампадку и упал на колени.

Молился долго. Прислонившись к косяку, Федя смотрел на покатые плечи отца, обтянутые выцветшей рубашкой. На левом была заплатка, наложенная неровными мужскими стежками.

— Тятя! — тихо позвал он.

Отец, не поворачивая головы, глухо сказал:

— Проклинаю тебя… Уходи прочь…

Федя повесил на крыльце ватную курточку, справленную отцом, и ушел по склону горы в поселок.