В рукописной раскольничьей книге, истертой и замусоленной корявыми руками, слова были непонятные и пугающие, как восковой палец на иконе. С того дня, когда русоволосый Андрон в длинной белой рубахе опустился на колени рядом с отцом, сухоликий бог и книга в рыжем кожаном переплете не выпускали его из своих рук. Всю жизнь Андрон старался угадать, что хочет сказать ему бог, да так и не понял. И эта неизвестность опутала его, как цепкая рыбачья сеть опутывает сунувшуюся в нее сельдь.
Дни проходили, похожие друг на друга, как валуны, раскиданные в лощине. Морские ветры иссушили грудь, сыпучие тундровые сугробы, исхоженные на песцовых охотах, отняли силу в ногах. В ненастные дни ноет поясница, простуженная на промысле нерпы: Андрон часами лежал на льду, выжидая, пока сторожкий зверь подойдет на выстрел. Трудно сгибаются пальцы, скрюченные соленой водой.
Были у Андрона и радости: жена Анфиса, статная и тихая, с ласковыми умелыми руками, и сын Федюшка, ползавший по скобленному до желтизны полу.
Анфису Андрон похоронил на песчаном бугре в тот год, когда на море задымили военные корабли с полосатыми флагами и в поселке Андрон услышал незнакомое слово «революция».
Помнит он, как заглянула революция и в Мерзлую губу. В ту зиму к избушке пришел на лыжах человек в заплатанной малице и тупоносых ботинках с железными шипами. Андрон оттирал ему обмороженные ноги, когда к избушке подкатили трое лыжников в зеленых шинелях с погонами. Они схватили человека в малице и погнали босого в тундру. Отмороженные ноги, белые, словно из мрамора, по щиколотку увязали в колком, сухом снегу.
Андрон снял со стены охотничье ружье и выбрал патроны, заряженные пулей. Сухо клацнул затвор, но строгий палец темноликого бога повалил его на колени, заставил положить на лавку ружье и пригнул головой к тесаным сучковатым половицам.
За молитвой Андрон не слышал сухого выстрела в тундре.
После смерти жены приехала в Мерзлую губу ее сестра Анна и увезла с собой белоголового ползуна Федьку.
— Сгубишь парнишку, медведь. У него кость тонкая, а тебе только чертоломить… Днями в море пропадаешь. Все одно богатства не наживешь и от грехов не отмолишься.
Сестра Анфисы была напористая, на язык острая, зацепистая, как рыболовный крючок. Укутала она Федюшку в цветистую шаль, леденец в рот сунула и увезла. Словно кусок из сердца у Андрона вырвала.
Ночами снился ему Федюшка, сын… Когда увезли, два зуба у Федюшки прорезалось. Так он и снился Андрону, с двумя зубами.
Изредка Андрон ездил в поселок навещать сына. Тот пугливо дотрагивался до его жесткой взлохмаченной бороды и жался к тетке. Андрон бережно гладил сына по голове шершавой ладонью, стыдясь, совал подарки и возвращался на карбасе в Мерзлую губу.
Когда Федюшке исполнилось восемь лет, Андрон решил взять его к себе. Сын недоуменно поглядел на отца и принес из передней комнаты матерчатую сумку.
— Мне учиться надо ходить, тятька. Гляди, уже букварь куплен. Возле рыбкоопа новую школу сделали.
И развернул перед отцом книжку, где были нарисованы диковинные полосатые звери, громадные дома и невиданные деревья.
Андрон отложил сумку, взял сына за руку и повел его к двери.
Тетка смахнула фартуком слезы с дряблых щек и налетела на Андрона, как росомаха, у которой отнимали детеныша.
— Куда мальца волокешь, староверская кочерга?.. Себе шишку от поклонов на лбу набил и его задурманить хочешь?.. Не дам тебе Федюшку!..
Она упала на кровать и заголосила таким визгливым плачем, что у Андрона зазвенело в ушах. Федюшка вырвался и побежал к тетке.
Андрон топтался у двери. Грязь с бахил стекала на тканый, с синими узорами половик.
ebooksa