Упрямец. Сын двух отцов. Соперники. Окуз Годек

22
18
20
22
24
26
28
30

Дурсун засмеялась:

— Теперь ты будешь повторять, отец… Нашел себе собеседника! Дай и ему сказать.

— Тигра, говорит, возьму! Ай молодец… Тигра!

Дурсун посмотрела на Мухота с улыбкой, но тотчас же опустила глаза. Сердце у Мухота сильно начало биться. Что-то нужно было сказать, он это чувствовал, нужно было что-то сказать, но он не знал что именно.

— Ай, Мамед-ага, — сказал он, — теперь и собеседников нет!

Глупо. Зачем он это сказал? И что это должно означать? Бессмысленные слова, неизвестно почему выскочившие. Ударил шашкой, как говорится, здесь, а зазвенело в Аравии. И тут же Мухот опять позавидовал Карягды. Вот Карягды не растерялся, наверное, и сказал бы как раз то, что нужно.

«Черт возьми! — досадовал на себя Мухот. — Душа у меня наружу выходит, что ли? Сиди, дурак, как немой, и не позорь свою и без того позорную душу!»

От досады Мухот даже сжал кулаки.

Дурсун его хорошо понимала. Мамед-ага, конечно, был далек от каких бы то ни было предложений.

Впервые в жизни Мухот понял, что такое стыд. Потихоньку вытащил он носовой платок и стал стирать пот со лба.

Дурсун с любопытством на него смотрела. Что делать? Может, скрутить для независимости папироску? Скрутил папироску. Дальше? Фу! Лучше сидеть перед пушкой, чем под ее взглядом…

Стал искать мундштук. Где же он? А Дурсун все смотрит.

— Черт возьми, где же он?

— Кто?

— Мундштук!

А мундштук уже давно во рту.

— Во рту мундштук! — хохотала Дурсун. — Во рту!

Тут мог бы Мухот и сгореть со стыда, но на помощь ему пришел Мамед-ага.

— Ай, мой верблюжонок, — сказал старик, — теперь для меня утешение. Знаешь что? Язык! Мой отец говорил… Слушай, верблюжонок. Вот что мой отец говорил. Он говорил, что в детстве вся радость человека заключается в ногах. Бегать, играть, прыгать — вот радость человека, когда он еще маленький. Потом, когда человек подрастет, радость уже сидит в пояснице… Хочется тогда человеку, чтобы все красивые девушки в красных платьях были его. Ну? Вот как ты, молодец… хочется тебе, чтобы все девушки в красных платьях были твоими. Проходит время и уже радость поселяется в сердце… и человек тогда только ту жаждет, которую любит. А вот мы, старики… Наша радость, знаешь в чем? Болтать языком — вот наша радость. Так говорит мой отец.

Когда Мухот собрался уходить, Дурсун встала.