Семь лет за колючей проволокой

22
18
20
22
24
26
28
30

— А именно? — Мне захотелось уточнений.

— Часть — сигаретами, часть — продуктами, часть — деньгами!

— Никаких возражений! — ухмыльнулся я, довольный, что всё закончилось благополучно.

В итоге я получил шесть пачек сигарет, семьдесят пять рублей деньгами (три купюры по двадцать пять рублей], остальную сумму — тридцать пять рублей — мне отдали колбасой, маслом, луком, чесноком и пряниками. Короче говоря, я устроил пир, на который пригласил всех своих болельщиков, которые долго потом говорили о том, что я оказался единственным игроком, обыгравшим эту «семейку» грабителей с большой дороги…

На всякий случай, чтобы деньги не отобрали во время шмонов, я решил воспользоваться толстой, в девяносто шесть страниц, тетрадью. Помните, были тогда такие с дерматиновой обложкой, стоимостью сорок копеек? По одной двадцатипятирублевой купюре я вклеил в каждую обложку, а третью, свернув в тонкую трубочку, загнал в корешок тетради. Я специально рассредоточил их по разным местам, чтобы в случае обнаружения при шмоне одной купюры сохранить остальные…

Ничего более интересного и существенного в пересыльной Краснопресненской тюрьме со мной не случилось, а потому перейду к тому дню, когда меня отправили этапом, снабдив кульком солёной кильки и двумя кирпичами чёрного хлеба: по количеству хлеба можно было вычислить, что до места назначения добираться не менее двух суток…

Дорога была на редкость спокойная, и обошлось без длительных и весьма утомительных остановок на перегонах. Как говорится, нашему составу везде давали зелёный свет. Да и конвой оказался подмосковным, вполне дружелюбным и нормально относящимся к своим основным обязанностям во время следования по железной дороге: не создавал проблем с водой, кипятком и не ленился водить на «дальняк». Про такой конвой зэки говорят: раз не запомнилась дорога, значит, конвой был нормальный.

Уже через пять-шесть часов после начала пути нам стало известно, что конечный путь следования нашего «столыпинского вагона» — степи Оренбурга. По пути в разных городах с нашего спецвагона сняли довольно много «пассажиров» по несчастью. Только в моём «купе» из восемнадцати человек остались восемь.

Информация об Оренбурге оказалась не совсем точной. Когда состав остановился в Оренбурге, нас, как ни странно, не стали высаживать, а спецвагон, подцепив к другому составу, отправили дальше. Как выяснилось, конечным пунктом был Орск.

Едва просочился слух об Орске, как кто-то из бывалых зэков, с совсем седой головой, несмотря на то что ему было немногим более сорока лет, догадливо произнёс:

— Рубль за сто даю: на «пятёрку» нас везут!

— Так «пятёрка» же не в Орске, — тут же возразил другой зэк.

— А разве я говорил, что она в Орске? «Пятёрка» под Новотроицком стоит…

— И что это за «командировка»? — поинтересовался кто-то.

— Что сказать… я был на ней более четырёх лет назад, — задумчиво проговорил седой. — «Сучьей» не назовёшь, хотя, должен сказать, козлиной породы там предостаточно, да и Воров на ней особо не жалуют… вернее, не жаловали. Как сейчас, не знаю. Если подполковник Буш всё ещё там, то держи ухо востро — то ещё говно…

— А кто он?

— Подполковник-то? «Старший Кум» «пятёрки»… Интриган, каких мало сыщешь… А «Хозяин» там и вообще полный придурок! Полковник Степанцов! Небольшого роста и очень сволочной. На небрежности в одежде или на тапочках пунктик точно заработал, совсем шизанулся! Прикинь, увидит кого в тапочках, считай, что тот ШИЗО заработал. Все об этом знают и стараются ему не попадаться на глаза в тапочках, а если случается, то руки в ноги и бежать. Тогда этот Степанцов бежит за ним до тех пор, пока не поймает или пока тот не скроется в какой-нибудь «локалке». Бежит и орёт во всю глотку: «Стой, мать твою, хуже будет! Поймаю — пятнадцать суток, сам остановишься — пять получишь!» Не пришита пуговица — пять-семь суток, оторвана бирка или пидорка не по форме — десять суток! А иногда, в плохом настроении, может ни с балды прицепиться: «Что-то рожа твоя мне знакома… Не ты ли дня три назад убегал от меня? Нет? Всё равно пять суток получи — чист перед администрацией только я! Понял? Вали в ШИЗО!..»

— А зам по режиму? Тоже злобствует? — спросил кто-то.

— Зам по режиму со «Старшим Кумом» на Вась-Вась общаются, точно не помню, но они вроде бы какие-то родственники, а потому «режимник» поёт то, что поёт «Старший Кум». Единственный приличный мужик на зоне — Замполит: ему по фигу мороз! Говорят, «лапу» в Москве имеет нехилую. Всегда по душам поговорит, в делюгу вникнет, коли невиновен — отмажет, нужна помощь — поможет…

Слушая этого опытного зэка, я подумал, что при таком руководстве колонии нужно держать ухо востро: наверняка они как пауки в банке. Кстати, иногда это очень здорово помогает: стравливай одного с другим и посвистывай в сторонке! Во всяком случае, Замполита я взял на заметку…