Семь лет за колючей проволокой

22
18
20
22
24
26
28
30

— А что на «пятёрке» за производство? — спросил молодой щербатый паренек.

— Главное — мебель: книжные шкафы, шифоньеры, двух-, трёхтумбовые письменные столы, тумбочки… Есть швейный цех: джинсы и рабочую одежду строгают. Механический цех: разнообразные заготовки деталей для комбайнов доводят до ума. Небольшой кузнечный цех и очень большое производство снарядных ящиков, а ещё сувенирка своя…

— И где лучше зарабатывают? — не унимался молодой и щербатый.

— Я бы так сказал: заработать капусту при желании и поддержке начальства можно в любом цеху, но на зоне гораздо легче заработать себе горб!

После этих слов все как-то замолчали, ушли в свои мысли. Задумался и я, пытаясь представить, чего можно ожидать на «пятёрке», много ли встречу там москвичей. Думаю, не нужно повторять, что москвичей нигде не любят: ни в армии, ни «за колючей проволокой». Почему-то существует твёрдое мнение, что москвичи, «катаясь как сыр в масле и трахая Пугачиху на крыше троллейбуса», пожизненно должны любому жителю с периферии, которые «слаще морковки» ничего в жизни не видели.

Не удержавшись, спросил:

— Зона большая?

— Более полутора тысяч было, трёхъярусные шкон-ки уже тогда начали появляться. Сейчас наверняка ещё больше нагнали…

— А москвичей при тебе много было?

— К сожалению, не могу тебя порадовать — человек пять, не более. Так что не очень-то спеши хвастаться тем, что ты москвич! — Он дружески подмигнул и тихо прошептал: — Я сам с Новокузнецкой, а говорю — с Новокузнецка… и никогда не уточняю! — Он хитро подмигнул.

— А мне по фигу, — упрямо заявил я. — Я с Зубовской площади и не собираюсь скрывать это!

— Хозяин — барин! — Бывалый пожал плечами и ушёл в свои мысли.

Должен признать, что этот зэк был прав на все сто, и всё, о чём он говорил, я испытал на собственной шкуре…

По прибытии в Орск нас пересадили в «Чёрные Мару-си» и отвезли в местную тюрьму. Орская тюрьма стала своеобразной точкой отсчёта, где закончилось моё везение. Во-первых, тюрьма оказалась пересыльной, а в таких тюрьмах почти всегда беспредел, потому что мазу держат местные. Никто не предупредил, что вновь прибывшие могут сдать основные вещи в камеру хранения, и мой мешок оказался при мне. Не успел войти в камеру, опираясь на свой костыль, как ко мне тут же подошёл здоровенный бугай с узкими бегающими глазками.

— Откуда, земляк? — спросил он.

— Из Москвы!

— Из Москвы? Делиться нужно!

— С какой стати? — недовольно нахмурился я.

— На «крытую» пацан идёт, — пояснил тот, кивнув в сторону пожилого мужика, расписанного наколками: казалось, на теле нет живого места, исключая, конечно, лицо, чтобы не было какого-нибудь рисунка или надписи.

По неписаным законам действительно, если есть возможность, каждый должен чём-то поучаствовать в снабжении того, кто отправляется на «крытку», то есть осуждён отбывать срок в тюрьме. Зная об этом, я спокойно ответил: