Маньяк по субботам

22
18
20
22
24
26
28
30

В магазине около вокзала двое встречавших накупили булки, и — поехали! Прямой дождь лупит вовсю, так что звенит жестяная крыша автобуса, на обочинах дороги расплываются рябые от дождя лужи, а мы мчим на полной скорости!

Один из встречающих, по возрасту пенсионер, сел рядом со мной и, видимо, считая нужным просветить, затараторил:

— Если любую из погруженных в автобус шкатулок дать в руки неискушенному в лаковой миниатюре человеку, он, не колеблясь, скажет: «Палех». Но когда прочитает в уголочке «Холуй», может заскучать и даже посчитать шкатулочку за второй сорт. Понимаете, о чем говорю, молодой человек?

Я молча киваю головой, и мой сосед продолжает разговор.

— Палех все знают, а вот откуда Холуй вылез? Конечно, лаковые миниатюры Палеха появились раньше, о них написаны книги, созданы фильмы. Холуй чуть подальше, поскромнее. Но он не второсортное и не копирует Палех. Родились они вместе на традициях древнерусской живописи, много у них общего, но холуйская миниатюра развивается совершено самостоятельно.

Лекция прервалась, небольшая остановка в Палехе. В Иванове куплена булка, здесь холуйцы покупают хлеб, объясняя:

— Палехский хлеб лучше, вкуснее.

Легендарный двухэтажный Палех ныряет с холма на холм. Улицы здесь названы именами художников. Мы мчимся дальше, вот поселок Богдалиха, ах, какие наличники! Уже в сумерках повернули к реке Тезе, и вот он, Холуй, примостился в ее излучине.

Встревоженный директор фабрики Великорецкий встретил нас на дороге около музея:

— Хорошо, что успели, а то вода сильно подымается, того и гпяди, шоссе зальет. Давно такой высокой воды не было весной. Я уже волноваться начал, думал, как бы беды не случилось.

Подошли какие-то мужчины, то ли грузчики, то ли художники, стали быстро, чуть ли не бегом носить коробки в помещение музея — большое каменное здание. Ирина Грачева руководила разгрузкой, считала коробки.

Измученный тряской, полусонный, я стоял около автобуса, не думая ни о чем. Неожиданно ощутил опасность. Она накатывалась сзади. Сон мигом слетел, я неторопливо развернулся. Из полумрака выплыл незнакомец библейской наружности — очень велик, черноволос, с короткой прической ежиком, чтобы за волосы не ухватить, с чудовищной мускулатурой. Ему бы ходить босиком, с засученными по локоть рукавами. Но он в удлиненной кожаной куртке, в мягких штанах, ложащихся на огромные ботинки. Под заметным лбом ледяные, внимательные глазки, лицо несколько туповатое, если он нарочито не косит под простака. Этот орангутанг смотрел не на меня, не на автобус, а на Ирину. Глаза его алчно пожирали молодую женщину, известного искусствоведа из Петербурга. В полумраке трудно заметить, но скорее всего под курткой он носил оружие. Меня он нс замечал, но я ясно чувствовал, что мое нахождение рядом с Ириной для него нетерпимо.

— Кто этот тип? — спросил я тихонько у Анны Великорецкой, директора музея.

Она ответила приглушенным шепотом:

— Местный мафиози, кличка его Ржавый. Ничего и никого не боится. Все ему сходит с рук. Даже если арестуют, то через день-два выпускают. У него нужные люди куплены или запуганы. Он еще в прошлый приезд Ирины положил на нее глаз. Да не вышло.

Уловив момент, Ржавый подошел к Ирине, на раскрытой ладони показал старинные золотые часы.

— Сколько это может стоить?

Она склонила голову:

— Трудно рассмотреть, света мало.

Он вынул из кармана и включил сильный фонарь.