— Не могу определить цену, я не специалист по часам. Но, похоже, музейный экспонат, такие, как правило, цены не имеют, считается, что это национальное достояние, не должно продаваться.
Парень рассмеялся глухо, как будто терли друг о друга ржавые гвозди.
— Сейиде все продается и покупается. Нужно только цену правильную дать.
С последней коробкой Ирина скрылась в музее, автобус развернулся и уехал. Мне неприятно было находиться с подобным типом, но я не уходил, чтобы у него не возникло иллюзий, что он способен воздействовать на меня своими глазками-буравчиками. Ржавый смачно сплюнул себе под ноги. Я тоже сплюнул. Поговорили. Поняли друг друга вполне.
Из музея вышли директор фабрики Великорецкий, его жена Анна и Ирина. Пока я глядел, как они спускаются с крылечка, библейский тип неслышно исчез в наступающем сумраке. Я надеялся, что он совсем исчез, но увы, это оказалась первая встреча, можно сказать, пристрелка. Достаточно я повидал подобных типов, думать о местном мафиози не хотелось, ведь мы были в знаменитом поселке — Холуе!
Уже совершенно стемнело, когда Великорецкий повел нас к себе домой. Было страшно оступиться, где-то рядом, под невидимым обрывом, тяжело дышала река. Дорога спустилась вниз, от воды дохнуло густой влагой. С утробным воем река рвала наплавной мост, доски дрожали под ногами. Казалось — мост сейчас с нами оторвет, унесет в непроглядную темень, закрутит и проглотит.
Скользя по грязи, выбрались на плоский берег, где темными глыбами прижались к земле избы. Липкая грязь чавкала под ногами, приходилось ступать точно по следам директора, чтобы не ухнуть в невидимую бесконечную лужу, заменявшую здесь дорогу. В полном мраке светились лишь три-четыре окошка, задернутые занавесками, обрисовывая высокие горшки с цветами. А дождь все лупил, и в рычавшей внизу реке, в прочных уземлившихся домах, в вязах на берегу реки, необъятно толстых и кронами вросших в низкое небо, жила немеренная сила. Дружественная она или враждебная, я понять не мог и настороженно оглядывался.
Дорогу нам преградила новая фигура, высокая и плечистая, оказалось, главный художник фабрики Ильин. Я вспомнил — ото он подвозил Ирину на мотоцикле. Витиеватыми речами, ссылаясь на некие производственные нужды, он хотел умыкнуть незамужнего иоскусствоведа. Ирина дипломатично молчала. Директор взвешивал доводы секунды три и наотрез отказал:
— Оки поселятся у меня, места, хватит. — Раздосадованный художник отступил и исчез во мраке.
Ирина весь путь проделала в белых сапожках. Когда мы добрались до директорского дома и получили домашние тапочки, сна небольшой тряпицей быстро вернула сапожкам первозданную белизну:
— Нормальная деревенская грязь, не то, что в Петербурге — жирная копоть, не ототрешь.
Освещенный желтоватыми лампочками дом директора казался пустым и просторным. Только что в нем отгремела свадьба. Директор женил второго, младшего сына, летчика, и они с невесткой уехали. Накормили нас котлетами, маринованными огурчиками и капустой, приготовленной заботливой хозяйкой. Спать меня директор определил на диванчике в комнате сына. Последнее, что я разглядел в тот день — модели самолетов, подвешенные леской к потолку и ведущие встречный бой. Во дворе загавкала хозяйская собака, показалось, что из темноты за домом наблюдают. Выключил свет, но в непроглядной темноте много разглядеть не удалось.
Уснуть не пришлось — в окно легонечко постучали. Я вынул из-под подушки пистолет, нащупал и достал из кармана пиджака фонарик, встал рядом с окном. Стук повторился. Отведя фонарик как можно дальше от себя, посветил в окно. Плотного сложения парень в черном берете показывал мне рукой на форточку, прося открыть. Сн подтащил лесенку, забрался на нее и, прижавшись лбом к раме, торопливо заговорил:
— Я младший брат Людмилы Катениной, Владимир. Нам надо поговорить. Попробуйте открыть окис.
— Рамы запечатаны на зиму.
— Ничего, рваните посильнее.
Я достал складной нож, прорезал бумагу на раме и дернул. С треском окно подалось. В соседних комнатах было тихо, наверное, не услышали. В окно дохнули ночная сырость и холод.
— Одевайтесь, пойдемте со мной, — торопил Володя.
— Зачем, куда. Может, здесь поговорим?
— Не стану я с вами толковать в доме убийцы. Вылезайте, пока хозяин не услышал.
ebooksa