Из аптечки, приготовленной запасливым Бондарем, я достал йод и бинт.
— Дайте руку, перевяжу. Этот железный покойник пускает вам кровь, как настоящий мафиози.
— Придется простить его, Виктор, он профессиональный военный и единственное, что умеет — пускать людям кровь.
Головатый кашлянул в куиак.
— Что за козни вы мне строите, Грай?
— Вы о чем спрашиваете?
— О деле художницы Катениной. Мы договорились обмениваться информацией, а вы меня обманываете.
— Чем я вас прогневил сегодня?
— Мало того, что вы путаетесь под ногами, вводите в заблуждение, так вами мне колют глаза! Вы дождетесь, что я отберу лицензию.
— Вы о чем, Головатый?
Он помакал выхваченной из кармана газетой:
— Тут черным по белому написано, что дело Людмилы Катениной, холуйской художницы, задушенной на Московском вокзале, зашло в тупик. Известный сыщик Грай, к которому несчастная женщина приходила в тот трагический для нее день, чтобы попросить убежище, снова взялся за дело и посылает своего помощника Виктора Крылова в Холуй, где, по его предположению, мог скрыться преступник.
Грай сразу понял, что это моих рук дело и с укоризной покачал головой, но тут же заметил:
— Не вижу причин для гнева.
— Вы мне дали слово, что не имеете клиента по данному делу, а оказывается, есть! И вы что-то раскопали, чем можете припереть убийцу к стене, но не желаете делиться добычей.
— Повторяю, клиента у меня нет, — начал раздражаться Грай.
— Кто же оплачивает операцию? Или частное агентство начало бесплатно работать?
— Можно мне вставить слово? — спросил я Грая.
— Объясни ему, — велел шеф.
— Операцию провожу Лично я, и совершенно самостоятельно. Клиент у меня есть — капитан Бондарь. Мы с ним чувствуем себя виноватыми — не удержали женщину, и она попала в руки убийцы. Еду я в Холуй на средства, выделенные директором фабрики Великорецким, сопровождаю груз — лаковые миниатюры, которые являются национальным достоянием и требуют охранника высочайшей квалификации. За общую оценку состояния данного дела, которую дала газета, я не несу ответственности. Вечером мне позвонил ответственный секретарь, и я коротко ответил на его вопросы. И меня можно понять — отрекламировать себя липший раз не грех?