Последняя инстанция

— Кто его знает! — поджала губишки Кузьминична. — Я за тем не смотрю.

— А мне сдается, без внимания оставить это не могли, — сказал Бурлака. — Пачкотня-то была особенная. Правильно понимаю?

Кузьминична запечалилась, глянула на него укоризненно:

— Чего ж тут понимать! Погоды стояли мокрые, мерзкие, не зима, а господи прости… Грязь — она есть грязь. Бери щетку, тряпку, вот и все тебе внимание.

— А он же вас отблагодарил?

— Да не дай господь! — забожилась Кузьминична. — У нас таких порядков нету! Это по гостиницам — богачи, а у нас всяк — трудящийся, денежками не разбрасывается, да я б и не взяла.

— А если у Митьки спросим? Если Митька трудящийся, какой ему смысл брехать? Вот и получится, Кузьминична, некрасиво, учитывая, что мы с вами уже вроде бы договорились.

Она обиделась, поджала губишки.

— Так и быть. Отблагодарил.

— По-честному, Кузьминична.

— По-честному? — принялась она сосчитывать сумму в уме и никак не могла сосчитать. — Да что-то рубля три.

— Ну вот, — сказал Бурлака, — сами и судите: пол подтереть — разве трешку стоит? За что такая цена? Я-то в курсе, Кузьминична, а вы-то некрасиво поступаете. Я вас, допустим, уважаю, с вашей трудовой биографией ознакомлен, а другой вполне способен составить нелестное мнение: не в сговоре ли с Митькой?

Она замахала руками, прежняя веселость вернулась к ней.

— Господь с вами, Алексеич! Для меня три рубля — деньги, а для сговора какие ж это деньги, позвольте вас спросить? И какой же это сговор? Ну, подтерла в комнате и в коридоре, а что оно — откуда мне знать? Может, и не кровь?

— Была б не кровь, — сказал Бурлака, — в колокола б не звонили. Панику не порол бы он, Митька.

— И то верно! И то верно! — совсем уж прежней стала Кузьминична, веселела прямо па глазах. — Митька, по правде, упредил меня, что кровь. Но молчать приказал. Гость у него был — нездешний, и был у них крутой разговор…

— Нездешний? — переспросил Бурлака.

— Ну да, приезжий. Повздорили. А он гостя по морде, извините, огрел. Нос ему разбил. С носа кровь. Вот вам, Алексеич, и все колокола.

— Не все, Кузьминична, — сказал Бурлака. — Молчать по пустякам не приказывают.

— Так ему ж нельзя, Митьке-то! — произнесла она с жаром, с искренним желанием убедить. — Он, говорят, попадался уже, а по второму разу, Алексеич, и пустяк зачтется.