Черненко поднял глаза, и такая была му́ка в его потускневшем взгляде, что Коврову стало не по себе.
— Все позади, — сказал он. — На себя я взял. Да разве дело в том, что схема не сработала? Ушло это теперь в историю. Бросьте вы мучиться.
Черненко отрицательно покачал головой.
— Для тебя ушло, а я всю жизнь буду этот клинышек помнить. И рекомендацию не мне давать, позорить тебя не хочу своей рекомендацией. С Василием Леонтьевичем поговори, он даст. Дед тебя уважает. Никогда я ему плохого про тебя не говорил. Даст он, не сомневайся.
Ковров молчал. Что он мог возразить?
Вспомнил, как однажды Черненко словил его в зале автоматики в третий или четвертый раз и повел к себе. Ковров шагал впереди. Так они и прошли — Ковров впереди, а Черненко сзади — мимо кауперов, по стальному мостику вокруг здания диспетчерской к дверям на второй этаж, где был кабинетик старшего мастера газового хозяйства. Навстречу им на мостике попался Дед, приземистый, квадратный, в широкой робе и каске, делавшей и без того крупную его голову похожей на котел. Оба они — Дед и Черненко — два друга, остановились на мостике. Ковров тоже вынужден был встать у перил, несколько впереди.
— Куда ведешь? — спросил Дед, сразу поняв ситуацию. Хитер старик, от его маленьких глаз ничего не укрывается.
— Курить попросил, — обманул Черненко, — а мои остались… — Черненко кивнул на здание диспетчерской.
Значит, не захотел выдать Коврова даже своему другу. Тот друг — делу надо будет — ни с какой дружбой не посчитается. Ковров уж как-нибудь знал Деда.
— Так он вроде бы не курил? — удивился Василий Леонтьевич.
— Тут любой закурит! — сказал Ковров. — Как бы еще не спиться.
Дед окинул его пристальным взглядом, так же внимательно посмотрел на Черненко и сказал:
— Ладно, веди его дальше, — и своей качающейся походкой, прихрамывая на больную ногу, зашагал по мостику дальше…
Отступаться от своего решения — подать заявление в партию — Ковров не захотел. После окончания смены, когда Дед должен был вернуться с обхода печей, направился к нему в кабинетик.
Дед сидел тяжело, боком привалившись к столику. Каска донышком вниз со сложенными в нее рабочими рукавицами, как всегда, стояла у ног. Взгляд был устремлен куда-то в пространство, Дед покряхтывал и вздыхал. Увидев Коврова, очнулся от раздумий, спросил:
— Тебе чего?
— Поговорить хотел… — неуверенно начал Ковров, не входя в комнату.
— Проходи, — сказал Дед, величественным жестом указывая на продранный клеенчатый диванчик и важно откидываясь на спинку до невозможности замызганного стула. Любил он начальственные позы и церемонию милостивой аудиенции.
Ковров продвинулся в комнатку, но садиться на диван не стал.
— Я к вам, Василий Леонтьевич… — пробормотал он.