Шесть дней

22
18
20
22
24
26
28
30

VII

Ковров молча потянулся к столу, снял трубку с телефонного аппарата, набрал номер.

— Валентин Иванович, — сказал он, — Ковров это говорит. Обер-мастер запер меня в своей комнате и не выпускает, а мне на шестую печь идти смотреть… Да, здесь.

Ковров показал трубку Деду — будет ли говорить? Тот, кажется, потеряв дар речи, вытянув жилистую короткую шею, смотрел на Коврова и к трубке не прикасался. Ковров собрался было сказать Черненко еще что-то, но Дед, придя в себя от нахальства мальчишки — Ковров, которому пошел четвертый десяток, был для него мальчишкой, — выхватил у него трубку, растягивая слова, заговорил:

— Э-э-э… слушает Василий Леонтьевич… э-э… да… э-э…

Выслушав Черненко, бросил трубку на рычаг, с ожесточением порылся в кармане и выкинул на стол ключ. Вместе с ним вылетел злополучный затертый березовый клинышек.

Ковров взял ключ, потянулся и за клинышком, отлетевшим на дальний угол стола, говоря:

— Выброшу-ка я его к чертовой матери, покою людям от него нету…

— Постой! — живо воскликнул Дед и перехватил деревяшку. — Он мне еще пригодится. Надо, смотрю я, разобраться с вами… Что это тебя вдруг повело? «Выброшу»! Ишь ты, нашелся выбрасыватель… За рекомендацией придешь завтра, — сумрачно добавил он.

Ковров отпер дверь и, сказав: «Обойдусь», покинул Деда.

Василий Леонтьевич посидел, навалившись в изнеможении грудью на стол, медленно нагнулся, поднял каску, вытащил из нее рукавицы, надел их, напялил на голову каску и в полном облачении вышел из своей комнатки, направляясь к Черненко. Только уже входя в его комнатку, расположенную по соседству, осознал, что на нем и каска, и рукавицы, но было уже поздно, Черненко и находившийся здесь же Ковров уставились на него. Каска-то еще куда ни шло, но рукавицы зачем? — говорили их взгляды.

Дед стянул рукавицы и с ожесточением влепил их в пол.

— С вами совсем тронулся!

Черненко молча наблюдал за ним, не делая ни малейшей попытки хотя бы сочувствием прийти ему на помощь. Дед окинул Черненко своим въедливым, цепляющим за душу взглядом. Черненко оперся обеими ладонями о стол и поднялся.

— На шестую печь надо сходить, — сказал он.

— Подожди, Валентин, подожди. Сядь обратно. — Скрюченным желтоватым от ржавчины пальцем Дед указал на стул. — Сядь. Шестая печь не убежит. Что это и Коврову на шестую печь приспичило, и зараз тебе?

Черненко постоял в раздумье и опустился на свое место. Вытащил из кармана пачку сигарет, вытянул сигаретину и закурил. Все это он проделывал совершенно молча, медленно, обстоятельно и на Деда не смотрел, не хотел встречаться с его неприятным царапающим взглядом. И Ковров сидел против Черненко, не поднимая глаз.

— Ну-ка, скажи мне: натворил что-нибудь Ковров? — начал Дед. — В чем дело-то, почему ты в рекомендации отказал?

— Ничего он не натворил, — сказал Черненко.

— Пойду я… — сказал Ковров и встал.