— На седьмой и последний год моего счастья, — продолжал Бельгодер, — мы поехали в Париж, во Францию. Флоре исполнилось тогда шесть лет, а Стелле два. Мы жили очень спокойно, несмотря на презрение и ненависть парижан, пока однажды вечером не распространилось известие, будто какие-то злодеи ночью пробрались в церковь и похитили золотые вазы, служащие христианским священникам для исполнения их обрядов. Церковь называлась Сен-Эсташ. Мы жили по соседству. И так как любой бродяга или французский горожанин, какими бы злодеями они ни были, оставались при этом христианами и, следовательно, были неспособны на подобное злодеяние, то обвинили нас. Однажды утром арестовали и бросили в тюрьму пятнадцать человек из моего табора — мужчин, женщин, детей. По дороге мне удалось бежать. Но, наверное, было бы лучше, если бы меня повесили, как других. Тогда погибли пятеро мужчин и пять женщин. Среди них была и Магда. Несчастная Магда! Даже под виселицей она улыбалась своей всегдашней таинственной улыбкой.
Бельгодер одним глотком осушил стакан. Он был мертвенно бледен, по лицу его струился пот, и он вытирал и вытирал его тыльной стороной ладони.
— Накануне того дня, когда Магду вместе с остальными должны были казнить, — продолжал он, — я нашел палача. Два месяца, пока длился процесс, я собирал золото. Часть я накопил, продав то, что мы имели, часть — подстерегая ночью на узких улочках прохожих. В общем, я нашел палача…
— Где он жил? — спросила Фауста.
— Улица Каландр, в Ситэ, — глухо ответил Бельгодер.
— И как его имя?
— Клод, — почти шепотом произнес Бельгодер. — Зачем вы заставляете произносить это имя, если оно вам известно?
— Продолжайте, — только и сказала Фауста.
— Я пошел к нему. Я предложил ему деньги. Я валялся у него в ногах, плакал, умолял. А просил я у него только одного: надеть на шею Магды изношенную веревку. Если бы веревка порвалась, ее бы помиловали. А вытащить ее из тюрьмы — это уж было бы мое дело.
— И что ответил Клод?
— Он взял мешок с деньгами и выкинул его на улицу. Затем он схватил меня за плечи и вытолкал за дверь. А потом он повернул ключ в замке. Я сидел на пустыре, где строился новый рынок, уткнувшись лицом в колени. Я проплакал всю ночь. На рассвете я увидел, как палач вышел из дома. Я пошел за ним… Я шел за ним до самой площади. Двадцать минут спустя я увидел Магду в петле, среди других трупов… а вокруг ликовала толпа. Я до сих пор слышу эти радостные крики.
И цыган в ужасе поднес руки к ушам, как будто он и в самом деле слышал вопли парижан вокруг виселицы, на которой окончила жизнь его любимая жена…
— А дети? — спросила Фауста. — Что стало с твоими детьми?
Бельгодер содрогнулся, сжал свои огромные кулаки, и его блуждающий взгляд стал зловещим.
— Так что же? — вновь спросила Фауста. — Стелла? Флора? Значит, их тоже повесили?
— Нет, — выдохнул Бельгодер, — их не повесили, их крестили!
— Но ты, конечно, снова вернул им их имена?
— Я так никогда и не узнал, куда они подевались, — сказал Бельгодер. — Я никогда их больше не видел. Умерли они или живы — я не знаю… и не узнаю никогда. В день ареста увели пятерых детей — и Стеллу с Флорой тоже. На следующий день после казни я узнал, что стараниями палача дети были отданы в семьи к добродетельным людям, которые согласились их воспитывать. Три месяца я искал их повсюду. Я обшарил весь Париж, но так ничего и не узнал о двух своих дочерях.
— И как ты поступил тогда?
— Тогда я вновь пришел к палачу и сказал ему: ты убил ту, которую я любил. Я поклялся за то убить тебя. Но если ты ответишь на мой вопрос, я прощу тебя. Я дам тебе золото, которое я собрал как выкуп за Магду. Я сделаю больше: поступлю к тебе на службу и стану тебе верным слугой, сторожем твоего дома, хранителем твоей жизни. Скажи, ответишь ли ты мне?
ebooksa