Заговорщица

— Чем вы занимаетесь, дитя мое? — спросила Фауста.

(Она была одного возраста с аббатисой, но подобное обращение никому из двух женщин не казалось странным.)

— Ах, сударыня, — вздохнула Клодина, — я просматривала счета обители.

— И что же? — сказала Фауста, располагаясь в кресле.

— Боюсь, наши сестры умрут с голоду, если небо не пошлет нам манну небесную.

— Господь питал свой народ и в пустыне, — многозначительно произнесла Фауста.

— Увы, прошли те времена, когда под ударом жезла Моисеева из скалы мог забить источник. Как ни ищу, я не могу найти способ удовлетворить наших многочисленных кредиторов, едва ли не осаждающих монастырь.

— Давайте поговорим подробней. Сколько вы тратите в год? — поинтересовалась гостья. — Я имею в виду вас лично…

— Я уже давно отвыкла от роскоши. На себя и на сестер, что прислуживают мне, я трачу не более двадцати тысяч ежегодно.

— Монастырь получает субсидию в две тысячи ливров, на содержание монахинь идет по меньшей мере десять… Откуда вы брали недостающие двадцать восемь тысяч?

Клодина мило улыбнулась — она, конечно, могла бы ответить на вопрос принцессы, но предпочла промолчать. Впрочем, аббатиса выразительно посмотрела на гостью, а затем указала взглядом на список, лежавший на столе, — там были перечислены состоятельные дворяне, пользовавшиеся благорасположением настоятельницы. Фауста взяла бумагу, пробежала глазами по строчкам, все поняла и вздохнула:

— Бедная женщина!

Услышав слова сочувствия, Клодина залилась краской, словно ее оскорбили. Может, Фауста добивалась как раз этого — чтобы в душе монахини взыграла гордость?..

— Сударыня, — дрожащим голосом произнесла настоятельница, и на глазах у нее блеснули слезы, — разве я виновата? Если бы у меня были деньги, я, разумеется, была бы свободна в выборе… но у нас не то что денег, у нас хлеба нет…

Она замолчала, но потом уверенно продолжила:

— Когда сестра экономка приходит ко мне и говорит, что сегодня несчастным монахиням нечем пообедать, когда я знаю, что в обительской кухне уже два дня не разжигали огня, я пытаюсь найти выход… и поскольку у меня уже не осталось драгоценностей, которые можно продать, я продаю… что могу. Кроме того, сударыня, я немало сделала для герцога де Гиза. А что он сделал для меня? Благодаря мне многие дворяне, чья помощь для герцога бесценна, стали активными приверженцами Католической лиги. Я отдала герцогу все, что у меня было. А он отделывается одними обещаниями.

Клодина, чувствовалось, негодовала — этого-то Фаусте и надо было.

— Похоже, вы вот-вот переметнетесь к сторонникам короля? — холодно спросила гостья.

— К сторонникам Валуа? Да! Более того, я готова перебежать на сторону Генриха Наваррского! Мы хотим жить, сударыня, только и всего! Кто имеет право обвинять меня?!

Фауста нежно улыбнулась: