— А эти люди, что явились в Шартр?.. Проклятый Гиз притащил целую армию… Не желаю с ними разговаривать! Пусть убираются! А я уеду в Блуа!
— Нет, сынок, — возразила Екатерина. — Сегодня, как мы и договорились, вы явитесь в ратушу. Внимательно выслушайте парижских горожан, делайте вид, что согласны на все… И вот, когда Гиз уже будет праздновать победу, вы нанесете ему удар! Никаких ответов на его выпады! Молчите! Все решит одна фраза! Стоит ее произнести — и Гиз повержен, а королевство вновь в вашей власти…
— Матушка, откройте, откройте же наконец, что я должен сказать? — взмолился Генрих.
— А вот что: «Король приказывает собрать в Блуа Генеральные Штаты!»… Понимаете, Генрих, Генеральные Штаты![2] И Гиз сразу же выводится из игры! И эти забияки-парижане тоже теряют все козыри!.. Король станет беседовать только с представителями сословий… не говоря уже о том, что мы в этом случае выигрываем уйму времени, — добавила Екатерина с иронической улыбкой.
Генрих вздохнул с явным облегчением:
— Ах, матушка, неплохо придумано! Мадам, я просто восхищен!.. Созыв Генеральных Штатов решает все наши проблемы. Пускай Гиз отправляется ко всем чертям, я, король, обращаюсь непосредственно к народу Франции! Кроме того, раз я советуюсь с моими добрыми подданными, они, конечно, должны считать меня добрым отцом для всех французов и опорой королевства…
Екатерина, улыбнувшись, покачала головой и сказала:
— Сын мой, вы нанесете Гизу удар, и какой удар!.. А у меня достаточно шпионов и соглядатаев, чтобы разрушить коварные замыслы герцога. Но вы никому не должны показывать, что догадываетесь о планах Гиза… Отправляйтесь в ратушу как ни в чем не бывало, потом участвуйте в крестном ходе… Ничего не бойтесь, мать всегда защитит вас, Генрих!..
Король опять расцеловал Екатерину и, очень довольный, сказал ей на прощание:
— Матушка, мы с вами так хорошо понимаем друг друга!
Затем Генрих вернулся в свои покои. Там уже толпились его фавориты и придворные. В свите короля Гиза очень не любили и охотно злословили по поводу появления в Шартре крестного хода с надменным герцогом во главе.
Д"Эпернон позволил себе намекнуть королю:
— Сир, стоит Вашему Величеству пожелать…
— Что пожелать, герцог?
— Мы такую облаву устроим!.. Охота на крупную дичь… Достаточно приказать Крийону закрыть городские ворота, а остальное я беру на себя…
Д"Эпернон действительно готов был «взять на себя все остальное», как он выразился. Этот вельможа, тративший денег больше, чем король, обожавший роскошь, удовольствия и празднества, был человеком редкостной отваги, способным на дерзкие, безрассудные поступки. О его смелости ходили легенды… впрочем, он действительно был любимцем Фортуны. Через несколько лет, спасаясь от ареста и королевского гнева, он сбежит из Парижа в Ангулем. Но горожане восстанут против него, и на герцога устроят облаву: забаррикадировавшись в одиночестве в собственной спальне, д"Эпернон выдержит тридцатичасовую осаду, ранит или убьет сотню нападавших и выберется из ловушки живым и невредимым.
Вот каков был человек, дававший советы Генриху III. Д"Эпернон не задумываясь пронзил бы шпагой всех, кто явился из Парижа в Шартр, — от Гиза до Жуайеза.
Но король был истинным сыном Екатерины Медичи, и, как он сам сказал, они с матушкой прекрасно понимали друг друга. Если нужно, он, не колеблясь, хватался за оружие, однако же любому оружию предпочитал хитрость. Генрих не стал слушать д"Эпернона, приказал поставить в соборе Шартрской Богоматери двенадцать свечей, дабы умилостивить Деву Марию, и заявил, что пора идти в ратушу.
Д"Эпернон пожал плечами и прошептал на ухо Крийону:
— Вот увидите, по вине короля нас всех тут перережут, кого пораньше, кого попозже. Одолжите-ка мне, приятель, пятьдесят ваших солдат, и я сам наведу порядок в городе! Король пошумит, пошумит и успокоится, зато мы будем спасены, да и Его Величество тоже!..