— Надо его уничтожить!!!
И только Пардальян ничего не сказал. Король не спускал с него глаз:
— А ваше мнение, господин де Пардальян?
— Я скажу то же, что и все остальные: надо завладеть этим пергаментом или же на ваших надеждах можно поставить крест, — холодно ответил Пардальян.
Король одобрительно кивнул и, пристально глядя на шевалье, словно желая подсказать ему желаемый ответ, прошептал:
— Кто же тот человек — настолько сильный и мужественный, насколько и хитроумный, — который сможет справиться с этим делом?
Рони, Санси, дю Бартас, д"Обинье — все как один, словно заранее сговорившись, повернулись к Пардальяну. И эта безмолвная дань уважения таких выдающихся людей, не раз блистательно доказавших свою доблесть в войне или в интриге, эта дань уважения была столь непосредственной и искренней, что шевалье почувствовал легкое волнение. Но он сдержался и ответил с присущей ему замечательной безыскусностью:
— Значит, им буду я.
— Так вы согласны? Ах, шевалье, — воскликнул Беарнец, — если когда-нибудь я стану королем… настоящим королем Франции… именно вам я буду обязан своей короной!
— Вы ничем не будете мне обязаны, сир…
И Пардальян добавил со странной улыбкой:
— Видите ли, госпожа Фауста — моя старинная знакомая, и я бы не отказался перекинуться с ней парой слов… Я постараюсь сделать так, чтобы этот документ никогда не попал в руки Его Католического Величества… Что до способов, какими я стану этого добиваться…
— Сударь, — живо прервал его король, — это касается только вас… Вы получите все необходимые полномочия.
Пардальян удовлетворенно улыбнулся.
После минутного размышления король сказал:
— Чтобы облегчить, насколько возможно, выполнение этой тайной миссии, которая должна во что бы то ни стало оказаться успешной, вам следует действовать под прикрытием другой миссии, на сей раз — официальной. Поэтому вы направляетесь к королю Филиппу Испанскому, дабы потребовать от него вывести войска, размещенные им в Париже.
И повернувшись к секретарю, король приказал:
— Рюзе, подготовьте письма, аккредитующие шевалье де Пардальяна в качестве нашего чрезвычайного посланника при Его Величестве Филиппе Испанском.
Пардальян же тем временем размышлял с печалью и покорностью судьбе: «Положительно, мне на роду написано умереть в шкуре дипломата!.. Что бы сказал мой достопочтенный батюшка, если бы, восстав из гроба, увидел собственного сына, вознесенного в ранг чрезвычайного посланника?»
При этой мысли ироническая улыбка чуть тронула его губы.