— До свидания, друзья мои, до свидания! — воскликнул Генрих IV.
И повернувшись к Пардальяну, который скакал рядом с ним, вздохнул:
— Какая жалость — такие симпатичные люди упорно не желают открыть мне ворота!
— О, сир, — сказал шевалье, пожимая плечами, — эти ворота растворятся сами собой, как только вы того захотите.
— Как это?
— Я уже имел честь говорить Вашему Величеству: Париж стоит мессы!
— Посмотрим… попозже, — произнес Генрих IV с тонкой улыбкой.
— Все равно это придется сделать, — прошептал шевалье.
На этот раз Генрих ничего не ответил.
Вскоре эскорт остановился перед аббатством; король въехал туда в сопровождении Пардальяна, Понте-Маджоре и нескольких дворян.
Когда государь, ехавший впереди, спешился, Пардальян, который, по-видимому, уже успел предупредить его о прибытии папского посланника, представил герцога:
— Сир, имею честь представить Вашему Величеству господина Эркуле Сфондрато, герцога Понте-Маджоре и Марчиано, посланника Его Святейшества Сикста V к королю Генриху IV и к шевалье де Пардальяну.
— Соблаговолите следовать за нами, сударь. Господин де Пардальян, когда вы получите сообщение, которое господин герцог должен вам передать, не забудьте, что мы ждем вас.
Шевалье поклонился, и король повернулся к людям, занятым разгрузкой мешков. Один из мешков, ударившись обо что-то, издал серебристый звон, и этот звук заставил Беарнца, которому вечно не хватало денег, прислушаться. Заметив того, кто наблюдал за переносом драгоценного груза, король радостно воскликнул:
— Эй, Санси, неужели вы наконец нашли покупателя для вашего замечательного бриллианта и привезли нам толику денег, чтобы заполнить наши пустые сундуки?
— Я и вправду нашел, сир, но не покупателя, а заимодавца — под залог этого бриллианта он согласился одолжить мне несколько тысяч пистолей, которые я и принес моему королю.
— Благодарю, мой славный Санси. — В голосе Генриха IV прозвучало плохо скрытое волнение. — Не знаю, когда я смогу вернуть вам их, да и смогу ли вообще, но, клянусь чревом Господним, деньги не главное для дворян вроде вас и меня!
И бросил потрясенному герцогу Понте-Маджоре:
— Пойдемте, сударь.
Войдя в зал, служивший ему рабочим кабинетом, где трудились двое его секретарей — Рюзе де Болье и Форже де Френ, — король сказал: