На сей раз Фауста почувствовала себя задетой. Она пыталась перенести своего слушателя на вершины, где голова кружится от высоты, а ее грубо спустили на землю с помощью какой-то ерунды. Она считала, что явила себя в глазах короля исключительным существом, парящим над всеми человеческими слабостями, а он увидел в ней лишь женщину.
Удар был жестоким; но Фауста была не из тех, кто отказывается от своего из-за подобных пустяков. И потому она настойчиво продолжала:
— Если я — Избранница Господа и избрана Им, чтобы править людскими душами и их направлять, то вы избраны Им, чтобы править народами. Мечта о всемирной монархии владела самыми могучими умами, но именно вы предназначены осуществить ее… с помощью главы христианского мира, наместника Бога на земле. Я не имею в виду папу, всецело занятого своей земной властью, — чтобы увеличить свои собственные владения, он отбирает правой рукой то, что дал левой… Я имею в виду такого папу, который станет поддерживать вас везде и во всем, потому что он будет обладать необходимой независимостью, потому что он будет нуждаться в вашей поддержке точно так же, как вы будете нуждаться в его моральной помощи. И что же необходимо, чтобы все происходило именно так? В сущности — безделица: чтобы государство этого папы оказалось достаточно большим и соответствовало папскому сану. Дайте ему Италию, и он даст вам весь христианский мир. Вы можете стать таким хозяином мира… а я могу стать этим папой…
Филипп слушал с неослабевающим вниманием, никак не выдавая своих чувств.
Когда Фауста кончила, он сказал:
— Но, сударыня, Италия мне не принадлежит. Ее еще надо будет завоевывать.
Фауста улыбнулась:
— Я низвергнута не так низко, как порой думают. У меня почти везде есть множество решительных сторонников. У меня есть деньги. Я прошу вас не о помощи для очередного завоевания. Я прошу вас о нейтралитете в моей борьбе против папы. Я прошу обещания, что Ваше Величество признает меня, если я одержу победу в этой битве. Все остальное — мое дело… включая объединение Италии.
Король погрузился в глубокие размышления; наконец он задумчиво прошептал:
— Для такого дела понадобятся миллионы. Наши сундуки пусты.
В глазах Фаусты сверкнул огонь.
— Стоит Вашему Величеству сказать одно только слово — и по моему приказу менее чем через неделю в этих сундуках окажется десять миллионов, а если понадобится, то и больше, — сказала она уверенно.
Филипп пристально посмотрел на нее, потом покачал головой:
— Я понимаю, чего вы у меня просите и чего я не смог бы вам дать, ибо оно мне не принадлежит… Но я плохо понимаю, что вы могли бы дать мне взамен.
— Я даю Вашему Величеству французскую корону… По-моему, это с лихвой возместило бы отказ от Миланского герцогства.
— Э, сударыня, если я захочу получить французскую корону, то мне придется ее завоевывать. И если я ее получу, то дадут ее мне мои пушки и мои армии, а вовсе не вы!
— Ваше Величество забыли о манифесте Генриха III? — живо спросила Фауста.
— Манифест Генриха III? — произнес король, делая вид, будто вспоминает. — Признаюсь, я не совсем понимаю.
— В этом манифесте все сказано вполне определенно. Благодаря ему по меньшей мере две трети французского королевства наверняка признают Ваше Величество.
— В таком случае, это совсем другое дело… Тогда этот манифест действительно может иметь ценность, о которой вы говорите… Впрочем, на него еще надо посмотреть. Вы, кажется, должны передать его мне, сударыня? — небрежно спросил король, пристально глядя на Фаусту.
ebooksa