— Ваше преосвященство, вы уже организовали какую-нибудь торжественную процессию, дабы по-христиански отпраздновать воскресный день, день Господень?
— Перед алтарем на площади святого Франциска будет водружено столько костров, сколько дней в неделе, и на них получат очищение огнем семь закоренелых еретиков, — сказал Эспиноза, сгибаясь в поклоне.
— Отлично, — холодно ответил Филипп. И обращаясь к Фаусте, бесстрастно добавил:
— Если вам будет приятно присутствовать на этой богоугодной церемонии, я буду рад вас видеть там, сударыня.
— Поскольку король изволил пригласить меня, я не могу пренебречь таким поучительным зрелищем, — серьезно сказала Фауста.
Король со столь же серьезным видом кивнул и коротко бросил Эспинозе:
— Коррида?
— Она состоится послезавтра, в понедельник, на той же самой площади святого Франциска. Все распоряжения уже сделаны.
Король пристально взглянул на Эспинозу и с какой-то странной интонацией, поразившей Фаусту, спросил:
— Эль Тореро?
— Ему сообщили королевскую волю. Эль Тореро будет участвовать в корриде, — ответил Эспиноза спокойно.
Повернувшись к Фаусте, король спросил ее с галантным видом и почему-то весьма зловеще:
— Вы не знаете Эль Тореро, сударыня? Это первейший тореадор Испании. Он действует по-новому, это в своем роде художник. Его обожает вся Андалузия. Известно ли вам, что такое бой быков? В любом случае я оставлю вам место на своем балконе. Приходите, вас ожидает любопытное зрелище… Вы никогда не видели ничего подобного, — настаивал он все с той же интонацией, уже прежде поразившей Фаусту.
Его слова сопровождались прощальным жестом, любезным ровно настолько, насколько вообще могла быть любезной подобная личность.
Фауста поднялась и сказал просто:
— Я с радостью принимаю ваше приглашение, сир.
В это время отворилась дверь и лакей объявил:
— Господин шевалье де Пардальян, посланник Его Величества короля Генриха Наваррского.
И в то время как Фауста невольно застыла на месте, в то время как король впился в нее глазами с той настойчивостью, которая приводила в трепет самых бесстрашных и самых знатных людей его королевства, а великий инквизитор, по-прежнему скрывшись в оконной нише, бесстрастный и спокойный, краешком глаза следил за ней с неослабным вниманием, шевалье приближался ровным шагом, высоко подняв голову, смотря не столько на короля, сколько прямо перед собой. С простодушно-наивным видом, скрывавшим его истинные чувства, он остановился в четырех шагах от короля и поклонился со свойственным ему горделивым изяществом.
Весь этот огромный торжественный зал, вся обстановка королевского дворца не произвели на Пардальяна ровно никакого впечатления. Глядя на Филиппа, шевалье думал: «Черт возьми! И вот это — государь?! Вот это — властелин полумира?! Как же я был прав давеча, утверждая, что король Испании — весьма жалкая особа».