Комната была совсем маленькой, поэтому наемники больше мешали друг другу, чем помогали. Пардальян же чувствовал себя гораздо свободнее.
Фауста обратила внимание на одну деталь: шевалье по-прежнему стоял спиной к открытой двери. Ей стало ясно, что, если Пардальян захотел бы, он легко смог бы избежать схватки с четырьмя французами. Он не скрылся, следовательно, он не хотел этого.
Почему? Неужели он уверен, что справится с этими забияками?
Придя к такому выводу, Фауста почувствовала, что ею овладевает отчаяние. Она понимала: Пардальян победит. Но что же тогда будет с ней? Ведь когда шевалье расправится со своими врагами, она окажется целиком в его власти.
Тем временем четверка старалась в поте лица: наемники кололи и рубили, подпрыгивали, опрокидывали мебель, падали на паркет, тут же вставали и не переставая сыпали ужасными ругательствами.
Бесстрашный шевалье дрался спокойно. Он не продвинулся вперед, но и не отступил ни на шаг.
Казалось, Пардальян запретил себе переступать порог потайной двери. Он стоял неподвижно, двигалась только его шпага, причем с такой скоростью, будто на его месте сражался многорукий Бриарей.
И все же шевалье стала понемногу передаваться горячность его противников, и он решил, что со схваткой пора заканчивать. Тогда Пардальян перешел в атаку. Его натиск был направлен главным образом на Бюсси-Леклерка, и то, что должно было случиться, случилось: шевалье нанес разящий удар, и Бюсси-Леклерк тяжело рухнул на пол.
Нужно заметить, что все время, пока длилась эта неравная битва, Бюсси-Леклерк испытывал такой страх, что почти не мог сражаться. Поэтому, когда шевалье пронзил его, он удовлетворенно улыбнулся и выдохнул:
— Наконец-то!..
Это оказалось его последним словом.
Тогда Пардальян серьезно занялся остальными.
Сначала он обратился к ним с маленькой речью — так мирно, словно они находились в зале для фехтования:
— Господа, однажды, когда вы полагали, что я нахожусь в затруднительном положении, вы оказали мне услугу. За это я дарую вам жизнь.
Тут шевалье нахмурил брови.
— Однако я все же вынужден лишить вас свободы действия… на некоторое время.
Шевалье сделал выпад, и Сен-Малин, раненный в бедро, испустил жалобный крик.
— Один! — открыл счет Пардальян.
— Два! — проговорил он почти сразу, а Шалабр схватился за плечо.
Остался Монсери, самый молодой из всех. Шевалье опустил шпагу и тихо сказал: