— Да, я согласен, — спешить не надо.
Опять что-то взвесил в уме и добавил:
— Сегодня пятница. Отложим до середины будущей недели, скажем, до среды.
Выговорил он это с трудом — флорентийцу было мучительно так долго ожидать Бертиль… Кончини впился черными глазами в своих приближенных и резко приказал:
— А до тех пор я категорически запрещаю вам показываться вблизи домика.
— Значит, нам и следить за ним не надо? — удивленно переспросил Сен-Жюльен.
— Еще чего! Конечно, следить, но издалека… и осторожно, чрезвычайно осторожно. Чтобы никто не подозревал об этом!
— Будет сделано. Ручаемся, что не найдется такого ловкача, который хоть что-нибудь заметит!
Кончини, кивнув головой, продолжал еще суровей и повелительнее:
— И вот еще что: на все это время я приказываю вам забыть о Жеане!
Сен-Жюльен, Лонваль, Роктай и Эйно от изумления потеряли дар речи. Сын Пардальяна был им теперь ненавистен не меньше, чем их хозяину, — у них появились к нему свои счеты. Внезапно все взорвались:
— Но почему, монсеньор? — закричал Сен-Жюльен. — Неужто вы отказались от мести? Да легче мне отказаться от места в раю!
— Прогоните меня, ваше сиятельство, если угодно, — воскликнул Эйно, — но при случае ничто не помешает мне воткнуть разбойнику кинжал в грудь!
— Покоя себе не найду, — подхватил Лонваль, — пока не выпущу ему кишки!
— Я бы отца родного зарезал, — закончил Роктай, — если бы он встал между нами!
Кончини был доволен.
— Спокойно, волчата, спокойно, — возразил он им с мрачной улыбкой. — Ни от чего я не отказался. Я просто отступаю для разбега перед прыжком — ясно вам?
Телохранители подошли к нему поближе. Глаза их пылали, зубы были оскалены.
— Объяснитесь, ваше сиятельство, — сказал кто-то из них.
Кончини, все еще бледный, немного подумал, а потом заговорил: