Нострадамус

— Не знаю, сможешь ли ты понять меня, Сент-Андре, — вдруг вздохнул Генрих. — Я волнуюсь, как юнец перед своим первым свиданием…

— Идите, сир… Ну, идите же! Идите — и да хранит вас бог!

Генрих II, еще более взволнованный, чем на словах, встревоженный страстью, которую он пытался скрыть за шуточками, ухватился за веревки и поставил ногу на первую ступеньку лестницы. В этот момент из глубины улочки выскочили пятеро мужчин, из темного угла показались еще восемь. Король, уже готовый к тому, чтобы взбираться наверх, задержался и обернулся.

— Что здесь происходит? — спросил он высокомерно, как истинный Валуа.

Двенадцать человек образовали у веревочной лестницы плотный полукруг таким образом, чтобы Генрих оказался прижатым к стене и не смог выйти из этого полукруга иначе, чем вскарабкавшись в окно. Между королем и полукругом возник человек в маске, видимо, главарь банды.

— Господа, — сказал маршал де Сент-Андре, — подумайте о том, что собираетесь сделать. Сейчас вы ущемляете интересы знатной особы, человека, весьма приближенного к трону Франции.

— Сент-Андре, — покачиваясь на лестнице, но тем не менее надменно произнес король. — Позови наших людей. И, как только они появятся, прикажи отделать как следует этих мерзавцев.

Маршал вытащил из-за пазухи серебряный свисток и дал пронзительный сигнал тревоги. Двенадцать негодяев не сдвинулись с места. На зов Сент-Андре никто не ответил. Никто не явился. Король в бешенстве спрыгнул на землю и глухо пробормотал:

— Кто вы такие? Что вам надо? Убирайтесь, и я прощу вас. Ко если вы останетесь здесь еще хоть минуту, клянусь Богоматерью, завтра в Париже поставят столько виселиц, сколько тут вас, болванов! Ну-ка, вон отсюда!

Двенадцать статуй не издали ни звука и не шелохнулись. Главарь тоже стоял неподвижно.

Но чего же ждал Лагард? Почему в последний момент он, только что отдавший приказ Железному эскадрону не предпринимать никаких действий против короля, пока не крикнет: «Вперед!» — почему он молчал? Ему ведь достаточно было только подать знак, чтобы открыть путь к престолу наследнику Генриха II, а он и этого не делал. Почему?

По приказу Лагарда было только что убито ДВЕНАДЦАТЬ человек, и он сразу же забыл об этом. И ведь явился-то он сюда лишь для того, чтобы убить короля! И вот Лагард, Лагард, пожертвовавший двенадцатью человеческими жизнями ради того, чтобы никто не помешал ему нанести последний удар, Лагард медлит… Не решается… Почему?

Генрих II не был для него просто человеком. Он был королем! Лагард хотел убить короля… Но не хотел быть убийцей…

Заметим, что все, о чем мы так долго рассказываем, на самом деле происходило очень быстро. Генрих II не успел даже испугаться. Он твердо знал, что, стоит ему сказать: «Я король», — и эти люди сразу же упадут на колени или убегут, кто бы они ни были, разбойники или знатные дворяне.

— Сент-Андре, — сказал он вместо этого, — брось им немного денег, и пусть убираются!

Сент-Андре охватила мучительная дрожь, он судорожным движением вытащил из-за пояса кошелек и бросил его на землю. Никто из двенадцати головорезов не нагнулся и не поднял деньги. Король, побледнев от бешенства, шагнул к Лагарду и рявкнул:

— Так уберешься ты отсюда или нет?!

Лагард не ответил. В ту же минуту Генрих поднял руку и влепил непокорному хорошую пощечину.

— Наконец-то! — прошептал Лагард. — Вот то, на что я надеялся! Защищайтесь, сударь!

И взмахнул обнаженной шпагой. Генрих II без долгих размышлений тоже взялся за оружие. Сент-Андре, увидев, какой оборот принимают события, живенько наклонился, подобрал свой кошелек и отправил его на место. Шпаги скрестились. Но тут из глубины улицы послышались быстрые шаги. На светлом фоне стены дома Роншероля возникли четыре беспокойные тени. Сверкнули четыре шпаги. Прозвучали возбужденные голоса.