Нострадамус

— Двадцать тысяч экю! Еще шестьдесят — и вот он, мой шестой миллион!

Есть люди, которые произносят слово «миллион» в точности так же, как первые христиане в катакомбах произносили слово «бог». Сент-Андре был именно из таких людей. Он молился деньгам. И, удостоверившись, что его не разлучили с божеством, которому он поклоняется, забыл о ране и предался радостным мыслям.

— Скоро настанет утро и можно будет отправиться за ними, чтобы добавить эти жалкие двадцать тысяч к тому, что уже хранится в моих чудесных сундуках… Прощайте, сир, развлекайтесь, как можете!

Бросив последний взгляд на распахнутое окно, он тоже удалился.

Поле недавнего сражения опустело.

А что же стало с Лагардом?

Мы помним, что его, бесчувственного, подняли с земли и унесли с собой головорезы из Железного эскадрона, счастливые от того, что сравнительно легко отделались.

Это были жестокие убийцы, сотни раз они рисковали своей шкурой и делали это, испытывая не больше чувств, чем в момент, когда опустошали кувшин с вином. Но с таким они столкнулись впервые. Ничего себе потасовка! Откуда, черт возьми, взялся этот парень, этот бешеный, который заставил их позорно бежать? Где он научился этим невероятным, непонятным, чисто дьявольским приемам, этим ударам, которыми он их безжалостно осыпал? И никакого позора! Ничуть не стыдно отступить перед шпагой, которая и не оружие вовсе, а буря, смерч, гром и молния!

Едва придя в себя, Лагард кинулся в Лувр. Его там ждали, это было понятно сразу. Все двери оказались распахнуты перед ним. Екатерину Медичи он обнаружил в молельне. Увидев Лагарда, она побледнела. Ей не надо было спрашивать, достаточно было одного взгляда, чтобы понять: дело проиграно. Только губы королевы задрожали. Лагард не смог вынести тяжести взгляда устремленных на него светлых глаз, он опустил голову и пробормотал:

— Что можно было сделать, мадам, нас оказалось слишком мало: для того, чтобы победить, потребовался бы вдвое, втрое больший эскадрон…

— Это опасно. Двенадцать и так слишком много.

— Тогда не надо на меня сердиться и убивать своим взглядом!

— Я на тебя не сержусь.

— Их было на полсотни больше, чем нас.

Екатерина побледнела, она почувствовала, как леденеет кровь у нее в жилах.

— Значит, он знал заранее? — прошептала она, сжимая кулаки.

— Нет, мадам. Это был сброд, разбойники. Несчастный случай, просто проклятие. Банда, которая искала, чем бы поживиться у запоздалых прохожих. А главарь у них — дьявол во плоти, хотя, может быть, и человек, но со шпагой самого Люцифера!

— И его зовут?

— Руаяль де Боревер.

— Руаяль де Боревер, замечательно, — сказала Екатерина задумчиво. Имя навеки запечатлелось в ее памяти. — Значит, Руаяль де Боревер… Начнем с того, что постараемся избавиться от этого человека.