Нострадамус

— Что до моего отца, ты была права, напомнив мне о нем. Бедный старик с нетерпением ждет меня: ведь уже больше месяца назад я должен был приехать в Монпелье. А он ждет, что я привезу ему чудодейственный эликсир…

— Эликсир? — удивилась Мари. — Приворотное зелье?

— Можно сказать и так, — ответил Рено, улыбаясь. — Я ездил за ним в Лейпциг, в Германию, где его изготовил старый друг отца, маг и волшебник. Это зелье приворожит ему долголетие… Продлит ему жизнь, или, по крайней мере, придаст его дряхлеющему телу новые силы, необходимые для работы… Я вижу, тебя все это очень удивляет, дорогая возлюбленная? Подожди немножко, и ты узнаешь всю правду о гении моего отца, о моей бедной матери и обо мне самом.

— Боже! — сказала Мари, и любопытство ее на этот раз было вполне искренним. — Но когда же это случится?

— Когда ты станешь моей женой. А это будет очень скоро: завтра мы обвенчаемся. К свадьбе уже все готово. Со священником я договорился. Два моих друга, можно сказать, брата, Роншероль и Сент-Андре, о которых я столько тебе рассказывал, станут свидетелями нашего бракосочетания. Понимаешь, обожаемая моя Мари, я не хочу ехать в Монпелье раньше, чем дам тебе свое имя… А главное, — прибавил он пылко, — прежде, чем мы обменяемся теми поцелуями, которые сделают тебя навсегда моей. Завтра, Мари, уже завтра ты станешь моей навеки!

«Вот она, катастрофа, уже на пороге! — клокотала душа Мари. — Ничто не помешает! Никакой отсрочки! Ничто и никогда! Ничто? О, какая мысль! Всемогущий Господь, это Ты, Ты послал мне мысль, которая только что поразила меня! Это Ты приказываешь мне попрать честь, добродетель, стыд! Я стану его женой до венчания, тогда церковный брак ничего не будет значить… ОН НИЧЕГО НЕ БУДЕТ ЗНАЧИТЬ, ПОТОМУ ЧТО Я ОТДАМСЯ РЕНО ДО СВАДЬБЫ!»

Один взмах крыльев — и этот ангел чистоты поднялся над условностями вечных истин, туда, где уже не существует ни стыда, ни бесстыдства, ни добродетели, ни порока. «Может быть, я и буду наказана за это, но Рено не умрет от отчаяния, что полюбил дочь Круамара!»

Рено тем временем встал со словами:

— Мне пора идти… Мы договорились с Роншеролем и Сент-Андре, что они придут ко мне в это самое время. До свидания, моя дорогая, до завтра, сердце мое…

— Останься! — пролепетала Мари, обвивая руками шею возлюбленного. — Ах, останься, хоть ненадолго, не уходи так сразу…

— Ты хочешь, чтобы я остался? — спросил опьяненный ее нежностью Рено.

— Но разве ты не видишь, что я умираю от любви? Останься… пусть ненадолго… хоть чуть-чуть… Не уходи!

— Ты хочешь, чтобы я остался? — повторил молодой человек, чувствуя, как его всего охватывает трепет и как кровь в его жилах превращается в потоки вулканической лавы.

Она не отвечала. Только еще крепче обняла возлюбленного. Грудь ее волновалась… Глаза закрылись… Дрожащими губами, впав в полуобморочное состояние, Мари искала губ юноши… А когда она очнулась от этого доходящего до экстаза восторга, жертвоприношение любви состоялось: Мари стала женой Рено.

«Теперь, — повторяла себе девушка, когда потрясенная всем, что случилось, ослабевшая, она осталась одна в своей комнате, — о, теперь это венчание ни к чему!»

В этот самый момент Рено, который, исполненный райского блаженства, несся на встречу с друзьями, пылко признался себе:

«Теперь, о, теперь особенно необходимо, чтобы мы обвенчались завтра же, иначе — позор мне!»

Когда Рено подходил к своему дому, было около девяти часов вечера. Граф де Сент-Андре и барон де Роншероль терпеливо ждали, пока он появится, и это терпеливое ожидание было вдохновлено не чем иным, как самой жгучей ненавистью.

— Простите, простите меня, друзья мои! — принялся извиняться Рено, едва показавшись на пороге. — Если бы вы только знали… Но раз уж мы собрались здесь все, давайте сразу условимся, что и как будем делать завтра, в этот великий и незабываемый день.

— Погоди, дорогой мой, — ответил ему Роншероль, — не мы одни томимся в ожидании. На кухне подкрепляется один бедный малый, который сидит здесь и ждет тебя с двух часов пополудни.