Некоторое время оба молчали. Роджер на шаг отошел и принялся разглядывать листья вяза — как по привычке, так и для того, чтобы дать мисс Гибсон время прийти в себя.
— Мой отец собрался снова жениться, — проговорила наконец Молли, а зачем, не смогла бы объяснить.
Еще мгновение назад она не собиралась посвящать его в свои проблемы. Роджер выронил листок, который держал, обернулся и пристально на нее посмотрел. В молчаливой мольбе о сочувствии печальные серые глаза девушки вновь наполнились слезами, и взгляд ее сказал больше, чем слова. Роджер заговорил не сразу: просто почувствовал, что должен что-то сказать.
— Вас это очень огорчает?
Не отводя глаз, Молли кивнула одними губами и беззвучно сказала: «Да». Роджер молча гонял носком сапога подвижные камешки, пока мысли не оформились в нужные слова.
— Наверное, бывают такие ситуации — не говоря о любви, — когда почти необходимо найти замену матери… — заговорил наконец Роджер так, словно рассуждал с самим собой. — Возможно, этот шаг принесет вашему отцу счастье: освободит от множества забот и подарит подругу жизни.
— У него же есть я! — возразила Молли. — Не представляете, кем мы были друг для друга… во всяком случае кем отец был для меня.
— И все же он наверняка считает этот поступок необходимым и полезным, иначе ни за что бы не решился. Должно быть, ваш родитель делает это не столько ради себя, сколько ради вас.
— Именно так он мне и говорил, пытался убедить.
Не находя достойных аргументов, Роджер снова принялся гонять камешки, а потом вдруг поднял голову.
— Хочу рассказать об одной знакомой девушке. Когда умерла мать, ей едва исполнилось шестнадцать: она была старшей в большой семье. С этого момента она посвятила отцу лучшие годы юности: сначала в качестве утешительницы, а затем в роли компаньонки, секретарши — кого угодно. Отец вел крупный бизнес и часто появлялся дома лишь для того, чтобы отдохнуть и подготовиться к завтрашнему дню. И Элизабет неизменно оказывалась рядом, готовая помочь, поговорить или помолчать. Так продолжалось восемь-десять лет, а потом отец женился на особе немногим старше дочери. И что же? Поверите ли, теперь это самая счастливая семья из всех мне известных.
Молли внимательно слушала, но не находила сил для ответа. История неведомой Элизабет ее заинтересовала: еще бы! Эта девушка смогла стать для отца более важной, чем сама она, будучи моложе, стала для мистера Гибсона.
— Как это? — выдохнула она наконец.
— Элизабет сначала подумала о благополучии отца, а уже потом о собственном, — с суровым лаконизмом ответил Роджер.
Молли опять заплакала.
— Если бы речь шла о папином счастье…
— Должно быть, он так считает. Что бы вы ни думали, дайте ему шанс. Вряд ли на душе у него воцарится спокойствие, если дочь будет постоянно грустить и хмуриться, тем более что дочь, как вы сказали, необыкновенно ему дорога. Многое зависит и от леди. Мачеха Элизабет могла бы проявить эгоизм, заботясь лишь о своем благе, но счастье падчерицы было для нее так же важно, как для самой Элизабет — счастье отца. Будущая супруга мистера Гибсона вполне может оказаться такой же, хотя люди подобного склада встречаются нечасто.
— Не думаю, что она такова, — пробормотала Молли, вспомнив подробности дня в Тауэрс-парке.
Роджеру не хотелось выслушивать сомнения Молли, поскольку он чувствовал, что не имеет права влезать в семейную жизнь доктора — ни в прошлую, ни в настоящую, ни в будущую — больше, чем абсолютно необходимо для утешения случайно встреченной плачущей девушки. К тому же он спешил домой, так как матушка ждала к ленчу, и все же не мог бросить Молли.
— Надо думать о людях хорошо, а не ждать от них плохого. Звучит банально, но эта истина уже помогала мне, да и вам когда-нибудь наверняка поможет. Всегда следует прежде заботиться о близких, а уже потом о себе, избегая предвзятости. Я не слишком утомил вас своими проповедями? Надеюсь, от них появился аппетит? Лично я на проповедях всегда страшно хочу есть.