— Нет, нет, и пряжки не нужно. Лучше вот что… в руках что-нибудь такое… карточку визитную или книгу — адрес-календарь, например?
— Зачем же адрес-календарь? Лучше другую какую-нибудь…
— «Вечного жида», вы думаете? Нет, нет. Боже сохрани — я не употребляю, не читаю «Вечного жида»!
— Я не говорю, чтоб «Вечного жида», одним словом, книгу какую-нибудь…
Вдруг лицо Залетаева озарилось светлою мыслью. Вздрогнув от быстрого и живого сознания своей идеи, он наклонился к портретисту и произнес вполголоса, как бы опасаясь, чтоб кто-нибудь посторонний не перехватил его мысли:
— «Граф Монте-Кристо!»
— Это все равно, — заметил художник равнодушным голосом. — Была бы книга в руках. Конечно, можно на корешке написать ее заглавие, если вам это угодно.
— Да, да, непременно обозначить, что книга называется «Граф Монте-Кристо»!
Художник, посмотрев на Залетаева с улыбкою, продолжал свою работу. Залетаев по-прежнему погрузился в созерцание отдаленного благоговейного потомства, даже вздремнул немного и даже не заметил, как художник, оставив мел, принялся работать красками.
«И будут удивляться, — рассуждал Залетаев, — что человек тоже, к несчастью, имел свои слабости, свойственные несовершенной человеческой натуре, а впрочем, отдадут полную справедливость характеру и поведению… А паспорт-то, паспорт у меня, кажется, и не прописан», — вспомнил вдруг Залетаев — и побледнел.
«Так и есть, что не прописан!» — решил он, припоминая свою историю в течение последней недели до самых мельчайших подробностей.
«А что, если потомство… И, ну его, потомство! Если — хозяйка и дворник… пропала моя головушка, потерялся я совсем! Затаскают меня по конторам… ну!»
— Позвольте, еще несколько минут просидите спокойно, — заметил художник Залетаеву, который начал вертеться и корчиться, как будто сидел на горящих угольях.
— Да, да, я спокойно… извините. Мне уж давно пора. Сделайте одолжение, оставим до другого дня…
— Как вам угодно. Когда же вы будете?
— Завтра непременно, а теперь мне пора… крайнее дело.
И Залетаев, торопясь и робея, схватил свою шинелишку и шляпу. Он уж и забыл о своем портрете, когда портрет сам напомнил ему о себе: перед глазами его мелькнуло только что начертанное художником изображение какого-то лица — кислого, испуганного, разукрашенного пятнами, оживленного гримасами. «Эх, какое оно вышло странное! — подумал Залетаев. — Оно, может быть, и не очень похоже… да мне-то что! Вздумалось же мне списывать с себя такую рожу, — продолжал он, выходя на лестницу. — Дурачина я и сумасброд — куда мне тут рассчитывать на потомство, когда у самого паспорт не прописан, когда не держу себя в порядке, как следует честному и благонамеренному обывателю: поди теперь с хозяйкою да с дворником!»
Снова очутившись на Невском, Залетаев хотел было бежать в свою квартиру, чтоб исправить, пока можно, важное упущение по своему званию петербургского обывателя, но как-то развлекся приятным зрелищем блистательной публики, прогуливавшейся перед его наблюдательными глазами. Он вспомнил, что было же, и еще недавно было, такое злополучное для него время, когда не смел он, как говорится, и носа показать на Невский проспект, а теперь, ни с того ни с сего, совсем другое наступило время; есть у него и карета собственная, и человек — чего ж еще! Остается только гулять по Невскому, наслаждаться жизнью да колоть кому следует глаза — не выходя, впрочем, из пределов своего звания.
— Прикажете подавать? — спросил человек, вынырнув из какого-то подземелья и подходя к Залетаеву с совершенно развязным видом и бесцветною, полинявшею физиономиею.
— Как же, братец, подавать скорее. А где же ты находился во все это время?
ebooksa