О, зловещий, неторопливый, грубый, коварный старикашка, мертвенно-бледный, с размеренной речью; старикашка, который даже не моргал — будто веки его были гвоздями приколочены ко лбу, — старикашка, чьи горящие огнем глаза смотрели неподвижно, словно сидели на болтах, которые ввинтили ему в череп и затянули сзади гайками, а гайки спрятали среди седых волос.
Вдруг мистера Гудчайлда продрал такой мороз, что он вздрогнул и как бы невзначай, несколько виноватым тоном проговорил:
— Кажется, кто-то прошел по моей могиле!
— Нет, — отозвался старик. — Там никого нет.
Мистер Гудчайлд покосился на Айдла, но тот по-прежнему возлежал на диване в облаке дыма.
— Никого, говорите?
— На вашей могиле никого нет, уверяю вас, — сказал старик и, наконец вошел, закрыл за собой дверь, после чего сел, но не согнул ноги в коленях, как обычно делают люди, а опустился в кресло совершенно прямо, будто под воду ушел.
— Это мой друг, мистер Айдл, — сказал мистер Гудчайлд (очень уж ему не терпелось привлечь к беседе свидетеля).
Старик, не глядя на второго джентльмена, ответил:
— Я к его услугам, сэр.
— Насколько я понял, вы давно проживаете в этих местах? — продолжил разговор мистер Гудчайлд.
— Да.
— В таком случае, быть может, вы сумеете ответить на вопрос, что возник у нас с другом сегодня утром? Приговоренных к смерти преступников вешали в замке, я полагаю?
— Я полагаю, да, — отозвался старик.
— И в момент повешения их лица были обращены в сторону открывавшегося с крепостных стен величественного вида?
— Приговоренных вешают лицом к крепостной стене. Когда вам связывают руки, камни неистово разбухают и сокращаются, поскольку сходное разбухание и сокращение происходит в их груди и голове. Затем — ослепительная вспышка, землетрясение, и замок взлетает на воздух, а преступник летит в пропасть.
— Сильное описание, — заметил Гудчайлд.
— Так и чувства сильные, сэр, — отозвался старик.
И вновь мистер Гудчайлд взглянул на мистера Томаса Айдла, однако тот лежал, повернув голову к старику, и не подавал признаков жизни. В этот миг мистеру Гудчайлду почудилось, что длинные огненные нити или ленты протянулись из глаз старика к его глазам и там закрепились. (Мистер Гудчайлд записывает настоящий рассказ по памяти и со всей решительностью возражает, что с того момента его охватило сильнейшее ощущение прикованности собственного взгляда к старику и этим огненным лентам.)
— Я должен все рассказать, — проговорил старик, не сводя с него ледяного немигающего взора.
ebooksa