Ангел в эфире

22
18
20
22
24
26
28
30

Может быть, простреленный навылет, ужом совьется у ее ног, чтобы уже никогда не распрямиться. И даже для похорон его не смогут разогнуть, чтобы он лежал в гробу прямо и благостно, как принято покоиться в домовине.

Может быть, в последний раз в жизни, увидев упершийся в зрачки свет бестрепетно неоновых фар, он коротко вскрикнет — прощаясь с ней. То есть с жизнью.

Настя возвышается над кроваткой, сложив руки на груди. Белки ее глаз воинственно сверкают в темноте. Уже скоро, очень скоро…

Алина, немного похныкав, затихает.

Скоро, уже совсем скоро… Скорей бы!

— Во многом умение прощать тождественно умению любить, — произносит она, глядя в расположенный напротив нее суфлер, — а тот, кто не умеет прощать, не умеет любить… Героиня нашего следующего сюжета не умела прощать, и это в конечном итоге разрушило ее жизнь…

— Отлично! — произносит Антон, наискось пробегая текст. Оторвав усталый взгляд от бумаги, любовно вглядывается в дорогое лицо. — Только… Послушай, Настя, у тебя синяки под глазами. Где гримерша? Приведите в порядок ведущую… Кто ставил свет?

— Свет здесь ни при чем, просто я всю ночь не спала, — вздыхает Настя, смыкая веки под ласковой кисточкой гримера.

А потом из заресничной темноты пристально вглядывается в Антона, ни слова не говоря, ни полслова. И даже не говоря ему: «Сделай что-нибудь, ты ведь мужчина!»

Он и так прочтет эту фразу в ее умоляющем взгляде.

Глава 5

Земцев обескураженно разводит руками:

— Но что я могу сделать, Настя? Это же ваши личные отношения…

— Послушай, но ведь у его канала куча проколов!

— Каких?

— Они не выполняют норму детского вещания! И никогда не выполняли! И не будут выполнять! Под этим предлогом можно приостановить их работу.

— Это смешной предлог. — Земцев старательно избегает ее испытующих глаз. Он боится ее прямого, открытого, наотмашь бьющего взгляда.

Неужели он такой трус?

— Ну сделай же что-нибудь, ты же мужчина!

Да, он трус. Потому что только трус может сказать, стыдливо опустив веки: