Том 2. Вторая книга рассказов

– Отлично, только я все-таки надеюсь, что с нами вы поедете.

Марина промолчала, потом вдруг сказала тихо:

– Вы, Софья Карловна, любите Иосифа Григорьевича? Вы его не оставляйте, чтобы у меня сердце не болело; с Андрей Ивановичем, с вами, Бог ему даст прийти в покой.

– Я люблю Жозефа, Марина, вы знаете.

Марина нагнулась к Соне и заговорила еще тише:

– Если б вы не были ему сестрой, вы бы пошли за него замуж?

– Что вы спрашиваете? И разве это важно? Я люблю его от всего сердца.

– Это не то. Жениться либо не жениться, может быть, и не важно, может быть, лучше и не жениться, как Андрей Иванович, но готовым быть на брак – вот так. По любви любить, не боясь. Как преподобные смолоду блудницами были или с рожденья девство хранили, но Бог дал нам щедрость любовную, что заставляет и былинку, и зарю, и человека, и Творца всем существом, всею душою и телом любить. А путь всякому свой, только бы живой огонь горел в человеке. Тогда и радость. А Иосиф Григорьевич такой; такой, только пути своего он не знал, как слепой котенок тыкался, но прозревает, слава Господу Исусу.

Соня прошептала:

– Я сама пути не знала, думала быть сильной, а сама слабее слабейшего, я нарочно делала скупым свое сердце, боялась и не знала.

Марина гладила слегка Соню и говорила:

– Все придет, Господь видит вас.

– Я так люблю Иосифа, что была бы готова на то, о чем вы говорите, и Андрея я люблю, и вас, и Виктора.

Марина встала перед Сониным креслом на колени и, целуя ее, говорила:

– Вот и прекрасно, весна красная лед растопит, и я люблю Иосифа Григорьевича и вас, Соня, люблю, и знаю, что не оставлю вас, хотя бы и умерла, как Павлуша меня не оставил.

Соня склонилась к Марине и, прижимаясь маленькой грудью к худому и горячему стану другой, плакала, говоря:

– Растопилось, растопилось, Господи прости меня. А я думала, что вы не любите меня, осуждаете.

– За что, Сонюшка?

– За то, что я была в том обществе, знаете?

– Ну, что вспоминать, что оглядываться? Не всякий путь свой знает, как осуждать мы можем? А точно без таинств жизнь мертва, и таинства надлежит совершать священникам, получившим в церкви благодать на это.