Снова застучали колеса по мерзлой земле, пестрели леса, лен жалко лежал на лугах, синела вода, пиво варили на берегу к близкому празднику. Спутники редко переговаривались, теснясь, оба полные, на узкой бричке.
– Хоть и еретики, а по человечеству жалко Парфена. Марина теперь, верно, в Питер на Коломенскую отправится к тетке.
– Она богата, ее тетка?
– Они все богатые. Капусту у вас рубили?
– Вчера.
– Ужас сколько рыжиков это лето уродилось.
– У нас жеребец что-то захромал.
– Тетушка ваша здорова ли?
– Ничего, благодарю вас.
– Гостей ждете к Ангелу?
– Приедут, наверное.
– Редко вас посещают?
– Редко.
Иосиф запел высоким и сладким голосом тягучую песню; батюшка слушал умиленно.
– Голос у вас редкий, Иосиф Григорьевич, вам бы в духовные идти!
– Не знаю, что с жеребцом, послали за ветеринаром.
– Приезжайте голубей-то гонять, – прощаясь, говорил отец Петр.
– Приеду, приеду, – улыбаясь, отвечал Пардов. Пройдя через сени, лестницу, залу, угловую, кабинет, Иосиф постучался в дверь. За туалетным столом сидела Александра Матвеевна, наводя румянец на худые, морщинистые щеки; Елизавета, стоя сзади, чесала ей волосы, и кучер Пармен, опустив бычьи глаза, делал доклад, помещаясь у двери. Окна были завешены, несмотря на первый час дня; горели свечи, и пахло пудрой. Старая дама, обернувшись, сказала:
– Ах, это уже ты, Жозеф? – и протянула сморщенную ручку для поцелуя.
Тетушка сидела в теплом капоте, но с нарумяненным и напудренным лицом у окна во двор, прямая и маленькая. Стряхнув пепел с папиросы, она продолжала диктовать Иосифу жидким и тонким голоском:
ebooksa