– Помнишь, как в детстве-то? – растроганно сказал Ратибор. – Мы с тобою шкурой медвежьей накрывались и страшные сказки сказывали? Про Бабу-Пожируху, про Мертвую Деву?
– Помню, помню, – ответил Святополк, косясь на лунный луч. Тот уже начинал гаснуть. Времени оставалось мало.
Но Ратибор всегда засыпал, как камень. Пробормотал что-то, улыбнулся и через мгновение-другое засопел. Теперь хоть в колокол над ухом звони.
Князь быстро положил поверх попоны свое алое корзно. Лицо брата от чела до носа прикрыл шелковым платком – сам так накрывался, чтоб комары меньше досаждали. Поставил жбан с медом на видное место. Потом выполз, удалился от шалаша, спрятался за соседней елью.
Ждать пришлось час или полтора. Вот луна погасла, лес сделался черен, но печенегов всё не было. Уж не отговорил ли их охотник на филина?
Нет. Явились. Впереди крался Лабыр, что означает «Кот» – этот кривоногий печенег видел в темноте по-кошачьи. За ним еще четыре тени.
В шалаше хрястнуло, взметнулся медвежий рык – это рассталась с богатырским телом Ратиборова душа.
– Голову после отрубим, когда светло станет, – донесся голос Талмата. Он у них был за старшего. – Красиво надо, по самому низу шеи, чтоб подбородок не задеть.
– Э, тут в кувшине мёд! Крепкий! – сказал другой голос, молодой. – Ай, вкусный!
– Много не пей! Дай сюда! По кругу пустим, по кругу! – зашумели другие.
Печенеги, известно, до славянских хмельных медов охочи. У них в степи пчел нету, никакого питья кроме забродившего кобыльего молока они делать не умеют.
На то был и расчет. Прежде, чем уйти из шалаша, Святополк насыпал в жбан тайного греческого порошка, который всегда носил при себе в перстне.
Теперь ждал недолго. Раздался стон. Потом другой. Кто-то выполз на четвереньках, захлебываясь рвотой, повалился. Согнувшись пополам, вышел кривоногий Лабыр. Захрипел, упал.
Через минуту-другую стало тихо, покойно. Только закричала вдали ночная выпь.
Святополк не спешил. Просидел за елью до тех пор, пока тьма не начала сереть. Но и тогда подкрался осторожно и каждого печенега – двух снаружи, трех в шалаше – на всякий случай пырнул мечом в горло.
Пригорюнившись, встал над Ратибором. Бедняга лежал с разинутым в смертном крике ртом, желтая борода потемнела от крови.
– Прими, Господи, душу раба Твоего, – прошептал князь, утирая слезу. Жалко было брата, любил его. Но еще больше было жалко себя. Ну, перехитрил судьбу, остался живой. А проку? Никто не защитит, никто не поможет. Главное – идти некуда. Хотел быть первым, а стал один-одинешенек.
Зато живой. Это лучше, чем мертвый.
Перекрестившись, начал исполнять задуманное.
Снял с пояса у мертвого печенега булаву, железное яблоко. С размаху ударил Ратибора по лицу, а потом вдругорядь – размозжил в красную лепёху. Потом, кряхтя, стащил с трупа потрепанные сапоги, вместо них натянул свои, ало-сафьяновые. Трудно было.
ebooksa