Питер Саржент. Трилогия

22
18
20
22
24
26
28
30

Я подумал, что это можно устроить. Мистер Уошберн мог бы немедленно предложить поставить балет в память Эллы Саттон и предложить заплатить за постановку, костюмы и работу хореографа столь знаменитой меценатке, как маркиза Эддердейл. Однако мистер Уошберн оказался столь удивительно тактичным.

— Мы все испытываем то же самое, Альма, — тут он сделал многозначительную паузу.

— Возможно… но об этом в другой раз. Расскажите мне о нем.

— О ком?

— О муже. Ну, вы же знаете, что о нем говорят.

— Ах, он совершенно расклеился, — уклончиво протянул мистер Уошберн, а я отошел к бару, где среди прочих напитков подавали «Поммер» урожая 1929 года, который стоил столько же, сколько эквивалентное по весу количество урана. До прибытия Джейн я постарался захватить два бокала.

Она выглядела очень юной и невинной в простом белом вечернем платье; волосы были гладко зачесаны назад, как обычно делают балерины. Джейн походила на дочку сельского священника, которая первый раз появилась в обществе; хотя, пожалуй, она выглядела уж слишком невинной — совсем не то, что в самом деле. Ее появление вызвало в зале небольшой переполох. Общество ее еще не приняло, о ней еще не сочинили сплетен и легенд, как об Иглановой, которая как раз появилась в дверях, сопровождаемая Алешей и Луи, подобно райской птичке, присевшей на куриный нашест.

Пока в зале царило возбуждение, вызванное появлением Иглановой, мы с Джейн встретились возле стойки бара и чокнулись бокалами с «Поммером».

— Как я тебе понравилась сегодня вечером? — спросила она, юная и немного задыхающаяся от волнения, как невеста в момент объявления о помолвке (или как манекенщица, которой хорошо платят за работу).

— Прекрасный вечер, — сказал я, в первый раз будучи доволен сам собой, по крайней мере на публике: ведь начался мой балетный сезон. — Пожалуй, мне не приходилось пробовать лучшего вина. А кондиционеры! Они работают прекрасно: чувствуешь себя, как осенью.

— Ты меня не понял, — возмутилась Джейн, глядя на меня тем одержимым взглядом, который характерен для всех артистов балета, когда они говорят о Танце. — Я имею в виду спектакль.

— К сожалению, мне посмотреть не удалось: почти все время проторчал в конторе.

Она достойно перенесла разочарование.

— Так ты… сегодня вечером меня не видел?

— Нет, нужно было отправить фотографии в газеты… Между прочим, твои фотографии, — добавил я.

— Я восемь раз выходила на поклон.

— Ты мое чудо…

— И получила три букета… от неизвестных поклонников.

— Малышка, никогда не принимай конфеты от неизвестных поклонников, — пропел я, когда мы подошли к высокому французскому окну, выходившему в средневековый сад, — хотя на самом деле ему всего пять лет.

— Мне так хотелось, чтобы ты это видел! Сегодня первый вечер, когда танцевала по-настоящему! Просто я забыла про все вариации, про публику и про этот чертов трос… Я действительно забыла обо всем, кроме танца. О, это было удивительно!